Ярл Сигурд приехал первым, чтобы подготовить королю достойный прием. Тот предпочел остановиться в Хлади, а не на отстроенном заново королевском подворье в Сольви, которое было намного меньше и находилось в стороне от торговых путей. И уже на следующий день после своего приезда, рано утром, когда большинство гостей еще спало, предупрежденный гонцами Сигурд проводил Хокона во флигель, находившийся в некотором отдалении от длинного дома. Вообще-то там жил сокольничий ярла со своей семьей, но сейчас обычных жильцов переселили в другое место, а дом убрали внутри красивыми гобеленами, поставили туда стеклянную и серебряную посуду и много всего другого, что было пристойно предложить королю. Там мог удобно разместиться сам Хокон, полдюжины его свиты и несколько слуг. Остальные его люди, как обычно, разместились в различных жилищах на подворье ярла.

Король и ярл не спеша шли по подтаявшей было в недавнее время, а потом вновь замерзшей земле. Под ногами скрипело. Низкие мрачные тучи висели над самой головой. Парок изо ртов висел облачками в сыром неподвижном воздухе. Фьорд цветом напоминал потемневшее старое серебро. В доме благодаря горящему очагу и многочисленным свечам было далеко не так мрачно. Хокон велел своим спутникам устраиваться. Они с Сигурдом сами повесили плащи и сели в кресла с высокими спинками и подушками на сиденьях, которые слуги принесли сюда из длинного дома. Кресло короля стояло на нарочно изготовленном помосте, благодаря чему на несколько дюймов возвышалось над всеми остальными. Женщина подала им мед. Он был необыкновенно хорош, ароматен и искусно приправлен травами.

Хокон огляделся, сильно втянул носом запах горящих сухих сосновых дров и улыбнулся.

— Это выглядит отлично, — сказал он.

— Это не достойно тебя, — довольно резким тоном ответил Сигурд. — А также и меня — ведь я не принимаю такого гостя, как король, под моей собственной крышей.

Хокон стал серьезным:

— Это могло бы оказаться верным в иное время.

— Многие приедут сюда и будут спрашивать: почему король не принимает участия в жертвоприношении богам.

— Они знают почему!

— Я думаю, мой господин, что большинство и понятия не имеет. Пока еще.

— Тогда я сам скажу им о причине, если этого не захочешь сделать ты, — резко бросил Хокон. — Они будут с ног до головы испачканы кровью жертвенных животных. И весь зал будет окровавлен. Они будут пить за языческих богов и есть нечистую пищу.

Сигурд вздохнул:

— Ну что ж, король. Ты христианин. Так позволь каждому человеку почитать его собственных богов. — Губы ярла, полуприкрытые седеющей бородой, изогнулись в принужденной улыбке. — Мне приходилось видеть довольно странных богов.

— Существует только один истинный Бог. — Хокон наклонился вперед. — О, мой друг, мой друг, как бы я хотел привести тебя к нему! — произнес он дрожащим, срывающимся голосом.

— Лучше всего будет оставить это на потом, король. А сейчас нам нужно поговорить о совсем других вещах. — Ярл посмотрел поверх края кубка на юное лицо своего собеседника. — Будет очень много пересудов.

Время солнцеворота означало большое народное собрание в Хлади; чем больше людей собиралось на него, тем меньше Сигурд считался с расходами. Эти собрания повышали уважение к нему даже более, чем его мудрость в решении дел, и, он верил, помогали сохранять доброе расположение богов.

— Я думаю, что некоторые самые важные люди задержатся после окончания трехдневных пиров, — продолжал он. — Я надеюсь, что тогда ты сможешь сидеть среди них.

— Да, конечно. — Хокон прямо весь дрожал от желания оправдать надежды своего старшего товарища. — Я… Я приду туда сразу же после того, как зал будет убран. Но больше всего мне хочется поговорить с тобой. У меня к тебе столько вопросов. Ведь это ты вызвал меня в Норвегию, ты научил меня, что делать, и во всем постоянно помогаешь мне…

Улыбка Сигурда смягчилась.

— Я рад, что сделал это, мой господин. А ты можешь спрашивать меня о чем угодно, независимо от того, что я сделал и чего не сделал.

Хокон некоторое время сидел неподвижно. Огонь в очаге потрескивал, выбрасывая мелкие искры, испуская клубы серого дыма. Король набрал в грудь побольше воздуха, поставил руку с кубком на колено и наконец-то решился высказать то, что давно уже занимало его мысли:

— Я думал… Не мог не думать об этом… Можем ли мы надеяться на любой более или менее продолжительный мир, пока Эйрик Кровавая Секира остается в живых?

Сигурд внезапно помрачнел:

— Я очень сомневаюсь в этом. И, конечно, нам еще придется иметь дело с датчанами.

Хокон сдержал волнение.

— Да. Ты с самого начала говорил, что мне нужно прежде всего держать в руках юг и середину страны, чтобы присматривать за ними.

Сигурд кивнул:

— А я буду удерживать для тебя север.

— Пока я нахожусь здесь, нужно будет обязательно объявить во всеуслышание, что я даю эти земли — Моерр, Траандхейм и все, что лежит на севере, — тебе в полное управление как моему присяжному наместнику. Ты сможешь научить меня, как это сделать правильно?

Сигурд снова кивнул, но на сей раз с большей готовностью, чем кто-либо и когда-либо замечал в нем. Как правило, он хранил свои мысли при себе до тех пор, пока не оказывался полностью готов начать действовать, хотя при его хитроумии на это требовалось не слишком много времени.

— Значит, ты хочешь изучить наши законы и следовать им? — произнес он. — Да, я рад, что сделал то, что сделал.

Некоторое время они спокойно беседовали еще о каких-то вещах.

Наконец ярл сказал:

— Мы многое обсудили, король. — Он потянулся, подняв руки над головой. — А теперь давай вернемся в зал и будем есть и пить, пока не стемнеет.

Хокон поднялся с места, тем самым позволив встать и своему хозяину, и помотал головой:

— Я благодарю тебя, но сегодня не могу принять приглашение.

Сигурд не выказал ни малейшего удивления. Впрочем, мало кому доводилось видеть его изумленным.

— Но почему же, король?

— Если я не сбился со счета, то сегодня пятница. Разве ты не заметил, что я съел всего лишь кусок хлеба? Я и мои люди постараемся как можно достойнее соблюсти пост. — Он имел в виду тех своих спутников, которые были христианами.

За минувшие несколько месяцев крещение приняли более полусотни норвежцев со своими чадами и домочадцами. Некоторых из них молодой король действительно убедил. Другие просто хотели подольститься к нему или же надеялись на то, что покровительство новых богов может оказаться полезным. Священник из Англии, оставшийся в Норвегии с Хоконом, совершил обряд. А вот на то, чтобы просветить новообращенных в вопросах веры, времени у него было немного. Так что Хокону приходилось терпеть рядом с собой немало проявлений язычества. Впрочем, он старался обходиться со всеми одинаково. Иногда, когда никто не мог его слышать, король молил Бога открыть этим людям глаза, пока еще не поздно.