плохого. Никакой скрытой от людских глаз негативной силы. Вторая пчела покружилась над головой, и села Энни на макушку. Медсестра словно бы ее не замечала, полностью поглощенная своей пациенткой, которая уже встала с кресла. Она развернула Энни лицом к себе, протянула руку к светлым волосам, и сняла с них пчелку.

Бимен почувствовал легкий укол, — он только что потерял одну разведчицу. Гледис отбросила мертвую пчелку в сторону, взяла Энни под локоть, и вдвоем они начали неторопливую прогулку по парку. Они прошли мимо сидящих на скамейке Бартеломью и Бимена, едва удостоив их мимолетными взглядами.

— По-моему вы все-таки ошиблись. — Наконец произнес пчеловод. — Медсестра совсем не опасна. Чего не могу сказать о ее подопечной.

— Вижу. Но никак не могу понять, что происходит.

— А вот я, кажется, что-то понимаю. — Сказал Бимен, когда увидел, как Гледис смахнула вторую пчелку со спины медсестры. Насекомое потемнело и замертво упало на дорожку. — Бартеломью, вы не против, если мы с вами еще немного повстречаемся в этом прекрасном парке? Ну, скажем на протяжении недели?

— А это не слишком обременительно для тебя? Приезжать сюда каждый день, и привозить мне груши? — Улыбнулся старик.

У Бимена округлились от удивления глаза, и перехватило дыхание. Он закашлялся, согнувшись пополам.

— Я вижу, что ты мне очень признателен. Прекрати бить поклоны, а то я смущаюсь. — Бартеломью похлопал пчеловода по спине. — Выпрямись, на тебя уже смотрят.

Бимен последний раз прочистил горло, и, сверкнув глазами посмотрел на улыбающегося старика. Тот просто сиял от счастья.

— Скажите, Бартеломью, вот эта медсестра, вы говорите, что она особенная. Чем? Она ведьма?

— Как тебе сказать? — старик задумался. — Она умеет как-то располагать к себе стариков, постепенно убивая их.

— Убивая?

— Они теряют интерес к жизни, и умирают.

— Зачем она это делает?

— Из-за наследства. Они оставляют все ей.

— Как?

— Она становится единственным близким человеком для них.

— И сейчас она пытается охмурить вон ту тетку? — Бимен показал на Гледис.

— А вот что происходит сейчас, мне непонятно. Такое ощущение, что наоборот.

— Медсестра хочет переписать свое завещание на пациентку?

— Да. Что-то в этом роде. — Бартеломью задумался. — Наших с тобой знаний, юноша не хватает, для точного определения происходящего. Нам нужен специалист в этой области.

— Я, как специалист в своей области, могу сказать, что медсестра не обладает ничем плохим, а вот ее пациентка полна пугающей непредсказуемости. С ней та же история что и с Ален. Она ведьма. Насколько она сильна, и смогу ли я избавить ее от этой заразы, пока сказать не могу. Мне нужно время.

— Ну, что ж, это я понимаю. И буду рад видеть тебя здесь. На этом самом месте. Ежедневно, в три часа.

***

Кил стоял у окна, и смотрел на серые дорожки парка. Скоро должна появиться ОНА. Женщина, которую вывозят на прогулку. С того момента, когда он увидел ее впервые, Фастрича не покидало желание взглянуть на нее снова и снова. По ощущениям это не было даже и близко похоже на то чувство, которое он испытывал к Ален. Это было настоящее чувство, чем-то схожее с безумством. Когда хочется обладать объектом страсти целиком, безраздельно. Нервное подрагивание ноги, исчезло в тот момент, когда он увидел ЕЕ. Спокойствие и счастье наполнило душу Кила. Плечи безвольно опустились, рот слегка приоткрылся в блаженной улыбке, взгляд стал мытным. Он глядел внутрь себя, спускаясь по винтовой лестнице в страну фантазий.

Ален стояла в дверном проеме и видела, как изменился ее возлюбленный. Первым ее желанием было подойти к нему, развернуть лицом к себе и врезать оплеуху. Да так, чтобы голова отлетела от удара, и ладонь закололо иголочками. Потом посмотреть в глаза, и увидеть, как стеклянный взгляд становится трезвым. А потом обнять. Сильно-сильно. До хруста костей.

Ничего этого она не сделала. Отступила из палаты в коридор, повернулась к выходу, и медленно пошла к лестнице. Ей было больно от предательства Кила. Обида душила, заставляя горло сжиматься. Ален взялась за дверную ручку, и, надавив вниз, толкнула. В открывшемся проеме, сверкая стеклами очков, стоял улыбающийся, Бартеломью.

— Здравствуйте! — он по привычке протягивал для приветствия руку.

— Черт побери! Вы меня напугали! — грозно рявкнула Ален.

— И-и-извините, — заблеял старик, и в испуге попятился.

— Здравствуйте! — голос Ален окреп, она справилась с эмоциями.

— Ален, — Бартеломью переборол робость, откашлялся, и продолжил. — Можно с вами поговорить?

— Что вам нужно? — нотки раздражения сменялись интересом.

— Я хотел бы знать, как ведьмы узнают друг друга?

— Видят, или чувствуют. А зачем это вам?

— Скажем, если я покажу вам человека, вы сможете точно сказать ведьма перед вами, или нет?

— Повторяю! Зачем вам это? — глаза Ален сверкнули пугающей чистотой.

— Я подозреваю одну женщину в колдовстве. — Бартеломью не узнал свой голос. От страха он был сиплый и срывающийся на фальцет.

— Времена инквизиции и охоты на ведьм давно прошли.

— Но мне очень нужно. Очень-очень. — Старик глядел в прозрачные зеленые глаза Ален, и понимал, что она стала прежней. Она снова была ведьмой. Насколько опасной он не знал, но недооценивать ее не собирался. Видя, что Ален колеблется, он быстро добавил. — Я не отниму у вас много времени. Они недалеко. Здесь в парке.

— Они? — недоуменно переспросила Ален.

— Да, идемте скорей! — Бартеломью побежал по порожкам, периодически оглядываясь на свою спутницу. У выхода он остановился, и когда Ален подошла, распахнул перед ней дверь, едва слышно пробормотав: «Прошу вас!» Она смерила его оценивающим взглядом, словно взвешивая на ладони его галантность,