19.10. Всё же пойти туда с цветами – это немного глупо… Но дело всё в том, что мне она действительно нравилась. Как будто в самом сердце правительства был кто-то очень похожий на меня. Всякие критиканы ругали её отн. фугасов и т.д., но, на мой взгляд, она, чёрт возьми, мудро использовала эту безумную публичность. Лучше чем вообще ничего не делать, кроме как выступать у себя на кухне.

19.15. Какой смысл жить в столице, если не участвовать в коллективном выражении чувств? Пусть это не особо по-английски, но, может быть, всё изменилось с изменением климата, Европы, Тони Блэром и теперь принято выражать свои чувства? Может, она изменила английскую консервативность.

19.25. О'кей, решительно иду в Кенсингтонский Дворец. Правда, у меня нет цветов. Куплю на бензоколонке.

19.40. На бензоколонке всё распродано. Остались только апельсиновые шоколадки, горчица и т.п. Хорошо, но не подходит.

19.45. Хотя могу поспорить – ей бы понравились.

19.50. Выбрала номер «Вог», коробку шоколадных конфет, пакетик «Инстэнтс» и пачку сигарет «Силк кат». Не идеально, но цветы купят все, а я знаю, что она любила «Вог».

21.30. Оч. рада, что пошла. Немного смущалась, когда проходила Кенсингтон, – вот люди догадаются, куда я иду, причём одна; но, с другой стороны, если подумать, – принцесса Диана часто была одна.

В парке оч. темно и тихо, все молча двигались в одном направлении. Никакого неестественного актёрства, как в новостях. Подножие стены, покрытое во тьме цветами и свечами; люди снова зажигали потухшие свечи и читали записки.

Надеюсь, теперь, после всех тех случаев, когда Диана беспокоилась, что недостаточно хороша, она знает, как все к ней относятся. Всё это подлинный знак для женщин – вечно волнуются, что не так выглядят, либо никуда не годны, или слишком многого от себя требуют. Мне было чуть-чуть неловко из-за «Вог», шоколада и «Инстэнтс»; спрятала всё это под цветами и почитала записки, – вот уж поистине необязательно обладать даром красноречия для искреннего самовыражения. В самой лучшей неровным почерком немолодой женщины цитировались, думаю, слова из Библии: «Когда я была в беде, ты заботилась обо мне; когда я была в опасности, ты пыталась предотвратить её; когда я была больна, ты навещала меня; когда люди отворачивались от меня, ты брала меня за руку. Что бы ты ни делала для самых бедных и самых маленьких людей, – мне казалось, что ты делаешь это для меня».

1 сентября, понедельник

114 фунтов (надо следить, чтобы сразу же снова не набрать вес); калорий – 6452.

– Я поняла – что-то не так, когда подошла к выходу на аэродром, – рассказывала Шез, когда они с Джуд приехали ко мне вчера вечером. – Но работники аэропорта не говорили мне, что случилось, и настояли, чтобы я села в самолёт; потом не выпускали; в следующий момент самолёт уже катился, готовясь подняться в воздух.

– Так когда ты узнала? – спросила я, дохлёбывая шардонне.

Джуд немедленно протянула бутылку, чтобы налить мне ещё. Чудесно, чудесно…

– Только когда приземлились. Кошмарный полёт… Я всё надеялась, что ты просто опоздала, но вели себя со мной так странно, подозрительно. Потом, как только я сошла с самолёта…

– Её арестовали! – весело сообщила Джуд. – Пьяную в карусель.

– Ох, нет! – вздохнула я. – И ты надеялась, что появится Джед.

– Ублюдок, – отозвалась Шез, покраснев. Мне подумалось почему-то, что не стоит больше упоминать о Джеде.

– Кто-то из его дружков стоял прямо за тобой в очереди в Бангкоке, – вступила Джуд. – Он, очевидно, ждал звонка в Хитроу и потом сразу улетел в Дубай.

Выяснилось, что Шез позвонила Джуд из полиции и они быстро сообщили в министерство иностранных дел.

– Да, но ничего не произошло, – продолжала Джуд. – Стали объяснять, что тебя выпустят через десять лет.

– Помню, – содрогнулась я.

– В среду вечером мы позвонили Марку. Он немедленно задействовал все свои связи в Комитете по амнистиям и в Интерполе. Мы пытались связаться с твоей мамой, но автоответчик всё время сообщал, что она путешествует по Озёрам, подумывали позвонить Джеффри и Юне, но решили, что они только впадут в истерику, а это не поможет.

– Очень мудро, – согласилась я.

– В первую пятницу нам сообщили, что тебя перевели в настоящую тюрьму… – рассказывала Шез.

– И Марк полетел в Дубай.

– Полетел в Дубай? Ради меня?

– Он был фантастичен! – заверила Шез.

– Но где он? Я оставила ему сообщение на автоответчике, но он не перезвонил.

– Он ещё там, – объяснила Джуд. – В понедельник нам позвонили из министерства иностранных дел и вроде бы всё изменилось.

– Должно быть, это тогда Чарли поговорил со своим папой! – взволнованно предположила я.

– Нам разрешили послать тебе письма…

– А потом, во вторник, мы узнали, что поймали Джеда…

– И Марк позвонил в пятницу и сказал, что они добились признания…

– И вдруг, неожиданно в субботу позвонили и сказали – ты уже в самолёте!

– Ура! – воскликнули мы хором, чокаясь стаканами.

Мне отчаянно хотелось поднять тему Марка, но не могла же я позволить себе показаться легкомысленной и неблагодарной за всё, что подруги для меня сделали.

– Так он всё ещё встречается с Ребеккой? – всё же не выдержала я.

– Нет! – вскричала Джуд. – Не встречается! Не встречается!

– Но что случилось?

– Мы не знаем подробностей, – сообщила Джуд. – Только что всё было как раньше, и вдруг Марк уже не едет в Тоскану и…

299

– Ни за что не догадаешься, с кем теперь встречается Ребекка! – перебила Шез.

– С кем?

– Ты его знаешь.

– Не с Да-аниелом же… – протянула я, испытывая странные, противоречивые эмоции.

– Нет.

– С Колином Фёртом?

– Нет.

– Ффу-у-у… С Томом?

– Нет. Вспомни другого, кого ты очень хорошо знаешь. Женат.

– Мой папа? Магдин Джереми?

– Уже теплее.

– Что? Это же не Джеффри Олконбери?

– Нет, – хихикнула Шез, – он женат на Юне, и он гей.

– Джайлс Бенвик! – выпалила Джуд.

– Кто?.. – пискнула я.

– Джайлс Бенвик, – подтвердила Шез. – Ради бога, ты же знаешь Джайлса – работает с Марком, ты его спасла от самоубийства у Ребекки.

– Он столько о тебе говорил…