Не успел напарник ответить, как Хасан быстро нагнулся, достал что-то из-под кровати и швырнул Апти на живот. Тот с криком подскочил на месте:

— А-а! Шайтан!

И увидел, что Хасан швырнул в него старым, потрепанным футбольным мячом.

— Идиот! — зарычал Апти. — Сволочь!

Хасан глухо, гортанно рассмеялся. Смех его был похож на карканье вороны или на лай старого пса. Апти слетел с кровати и бросился на Хасана. Тот мгновенно вскочил на ноги и встретил его ударом в челюсть. Удар был очень сильным, однако Апти был дюжим парнем и удержался на ногах. Он схватил Хасана борцовским захватом за торс и швырнул на кровать. Затем перехватил его руку и попытался взять ее на болевой прием.

— А-а, шайтан! — взревел Хасан.

Жилы на его руках вздулись от напряжения. Он вцепился зубами Апти в плечо и начал рвать его, как собака рвет тряпичную куклу. Апти взвыл и изо всех сил ударил Хасана локтем в челюсть. Хасан разжал ушибленные зубы. После этого они сцепились и рухнули на пол, осыпая друг друга градом ударов.

Дверь со скрипом распахнулась, и на пороге появился Гатиев. Мгновенно оценив ситуацию, он подскочил к дерущимся и принялся загонять их ударами тяжелых ботинок в разные концы комнаты, как сцепившихся псов.

— Хватит! — кричал Гатиев. — Прекратить! Убью обоих!

Хасан и Апти отвалились друг от друга, Гатиев тут же встал между ними. Противники лежали на полу, тяжело дыша и бешено вращая глазами — окровавленные, взъерошенные, в порванной одежде.

— Встать! — рявкнул на них Гатиев.

Апти и Хасан, постанывая, поднялись на ноги.

— Сволочи! — заорал Гатиев. — Посмотрите на себя! Вам завтра идти в театр а вы выглядите, как бандиты!

Апти вытер с губ кровь и прохрипел:

— Он первый начал.

Хасан выплюнул на пол выбитый зуб и молча усмехнулся. Гатиев внимательно оглядел их взмыленные физиономии, определяя степень увечий. Несмотря на жестокость схватки, увечий было немного.

— Приведите себя в порядок, — жестко сказал им Гатиев. Он мотнул тяжелой головой в сторону двери: — Это Ахмед! Он пойдет на операцию с нами. Спать он будет здесь.

Хасан и Апти оторвали друг от друга полные ненависти взгляды и посмотрели в направлении двери. Возле дверного косяка, скрестив на груди жилистые руки, стоял высокий худощавый мужчина. Лицо его было спокойно, как будто он не видел перед собой ничего необычного.

Апти заметил на шее новичка шрам и сказал:

— Я — Апти. А этот чертов ублюдок — Хасан.

Высокий разжал губы и представился:

— Ахмед Сурганов.

Телефон зазвонил в два часа ночи. Александр Борисович включил настольную лампу и поспешно снял трубку, боясь разбудить жену, и тихо сказал:

— Слушаю.

Ирина заворочалась и застонала во сне.

— Сань, — раздался в трубке бодрый голос Грязнова, — расшифровка разговора Ахмеда с Гатиевым готова. Я тебе ее переправлю, а пока слушай вкратце. Во-первых, ты был прав. Эти ублюдки задумали отравить водопроводную воду. Они уже доставили из лаборатории в Иране яды под видом мирного груза. Там и цианистый калий, и синильная кислота, и еще что-то новое… название забыл, сам посмотришь. Короче, это ядохимикат, который не подвержен распаду и не превращается в безвредные соединения.

— Когда пройдет операция? — покосившись на спящую жену, шепотом спросил Турецкий. — Кто ею руководит?

— Операция назначена на завтра. Все начнется на Рублевской водонапорной станции, а потом перекинется и на другие объекты «Мосводоканала». Руководит операцией Руслан Гатиев. Пришлось изрядно попотеть, чтобы уточнить детали. Нам уже известны имена некоторых его сподвижников. Это Хасан Асланбеков, Апти Вашаев и Хасан Байсугуров. Все трое — с богатой биографией. За ними кровавый след от самой Чечни тянется. Кроме того, террористам помогают несколько служащих «Мосводоканала», подкупленных Альхаровым. Их личности еще предстоит установить. С помощью Ахмеда мы надеемся узнать точное расположение террористов на объекте, чтобы ребятам из спецназа ГРУ было легче действовать.

— Ахмед тоже пойдет на дело?

— Да. Гатиев пригласил его в качестве боевика. Он уже за городом, в особняке.

— Хорошо. Главное, чтобы его не раскусили.

— Не должны. Мы приготовили ему хорошую легенду, если начнут проверять — легенда подтвердится.

Ирина снова заворочалась. Турецкий выключил лампу и тихо сказал:

— Дай-то бог, Слава. Дай-то бог.

— Ростик, посмотри, вон, в ложе, — прошептала жена, обдав ухо Рыцарева своим горячим дыханием, в котором Ростиславу Вадимовичу всегда слышался слабый привкус молока. — Ты видишь?

Рыцарев дернул щекой и сухо ответил:

— Вижу.

— А в жизни он лучше, чем по телевизору, правда?

Жена говорила о премьер-министре, который восседал в ложе в компании секретаря Совета Безопасности Петрова и его супруги.

— Не знаю, тебе видней, — так же сухо ответил Ростислав Вадимович, и добавил, увидев, что жена опять хочет что-то сказать. — Родная, балет начинается.

Занавес был еще закрыт; оркестр заиграл увертюру. Полковник Рыцарев принадлежал к тем людям, у которых музыка вызывает отторжение на физиологическом уровне, будь то классическая симфония или модный шлягер. Музыка раздражала Ростислава Вадимовича, а мелькание десятков ног в белых чулках и трико вызывало тошноту. Все это казалось совершенно неуместным.

Ростислав Вадимович не был чувствительным человеком, скорее наоборот. Однако даже у самой черствой и непробиваемой души есть свой предел цинизма, и полковник Рыцарев был близок к этому пределу.

Еще два дня назад Ростислав Вадимович разбил в кашу затылок человека, еще два дня назад он собственными руками задушил любимую женщину. А теперь он сидел в концертном зале, полном людей, и на нем был смокинг, и по сцене прыгали балерины, и он вынужден был слушать эту дурацкую музыку и смотреть на девок в колготках и пачках.

Рыцарев сидел и внимательно смотрел на сцену. До начала операции оставалось десять минут. На душе было неспокойно, но к беспокойству примешивалась и радость — скоро! Скоро придет конец всему этому бреду. Скоро он будет сидеть на берегу моря, смотреть, как пенные волны ласкают песок, и знать, что никто в мире больше не сможет помешать ему смотреть на эти волны, на безупречно ровную линию горизонта… И больше никаких убийств. Покой…

Рыцарев незаметно для жены посмотрел на свои руки. На мгновение ему показалось, что на ногте большого пальца правой руки запеклась кровь. Он вздрогнул, перевернул ладонь и яростно потер ногтем о брючину.