— А то, — улыбнулся я ему в ответ.

К нам подошёл Садовский и попросил вести разговоры тише, ссылаясь на маскировку.

— Держись. После поговорим, — сказал я Апраксину и пошёл вперёд.

— Спасибо, Лёшка. Ты тоже давай выздоравливай. А то вон весь перемотанный, — услышал я вслед.

А вот чекист выглядел по сравнению с Апраксиным неважно. Весь белый, худой и с испариной на лице.

Меня он сразу узнал, что было, в общем-то, логичным, ибо наглядной демонстрацией максимально возможного числа бинтов на человеке у нас в обозе был только я.

И когда Воронцов меня увидел, то он ожидаемо произнёс:

— Ты почему тут шастаешь, а не лежишь?

— Належусь ещё, — ответил ему я и, чтобы время не терять, сразу перешёл к сути: — Ухожу я, Григорий, — потом вспомнил, что мы тут не одни, а значит, надо соблюдать субординацию, добавил: — Афанасьевич.

Тот фыркнул и спросил:

— Куда это ты собрался?

— Назад. В город. Так что, давай, прощай. Свидимся ещё, если живы будем.

Мои слова подействовали на него самым что ни на есть негативным образом. Он нахмурил брови, чуть приподнялся и прорычал:

— Отставить! Никуда ты не пойдёшь!

— Нет, пойду, — возразил я и пояснил. — Мне воевать надо, к тому же…

Я замялся и выдохнул сквозь сжатые зубы.

— Что? Ну, говори, что хотел.

— К тому же там Алёнка осталась. Я не могу её бросить одну.

— Как осталась? Почему? Я, когда был в сознании, то слышал, как комдив приказал всему госпиталю эвакуироваться вместе с нами. Что произошло?

Пришлось рассказать Воронцову о том, что узнал от Садовского.

— Так что, Григорий, извините, товарищ лейтенант госбезопасности, но мне надо назад в Новск.

— Но ты-то что можешь сделать?

— Как что? Воевать буду.

— Ты себя в зеркало видел? Так посмотри при случае. Какой из тебя боец? Ты ж мумия египетская!

— Какой-никакой, а винтовку в руках держать смогу, и то хлеб, — не согласился с его пессимизмом я.

Тот покачал головой.

— Подожди. Не торопись. Послушай. Нас везут в эвакуацию. Давай доедем до места, подлечимся, а потом…

Я его прервал:

— Ты сам-то веришь в то, что говоришь? Если мы даже и прорвемся, то Новск к этому времени уже будет занят немцами. Поэтому — нет, я пойду туда и попробую переубедить Неверовского отступить.

— Так он откажется. У него приказ стоять до конца.

— Конец уже наступил, если ты не заметил. Но если не смогу комдива убедить, то вместе со всеми приму бой. А потом, когда держаться уже сил не будет, заберу Алёну и выйду из города.

Воронцов закрыл глаза, сглотнул, кряхтя поднялся и слез с телеги.

— Хорошо. Пойдём вместе.

— Что? — обалдел я. — Нет! Куда тебе⁈ Я один схожу. Помогу, чем смогу, а там видно будет.

— А теперь я говорю: нет! Я тоже пойду. Меня при взрыве контузило сильно, но сейчас вроде бы отпустило, так что пойдём вместе. Я иду с тобой. Я тоже не собираюсь отсиживаться, пока немцы наших бойцов убивать будут.

— Но ты же раненый. Куда тебе идти? На ладан дышишь. У тебя вон, плечо насквозь пробито. Оставайся с обозом. Как ты воевать-то будешь⁈ — напирал я, хотя уже понимал, что отговорить чекиста будет непросто.

— Ничего, повоюю как-нибудь. Не хуже других. Из винтовки стрелять мне тяжеловато, а вот из пистолета в самый раз. У меня в отделе несколько ТТ есть. Дойду, вооружусь и встану в строй, — совершенно серьёзно произнёс тот, а затем, вероятно, решил пошутить: — Хочешь, и тебе дам один пистолет?

Слова его я воспринял без иронии и, помня о том, что в рейде по тылам противника мне пистолет системы ТТ очень неплохо помог, сказал, что от такого подарка не откажусь.

— Вот и славно, — кивнул чекист и негромко добавил: — только бы добраться дотуда.

Выглядел он неважно. Лицо белое, щетина и взгляд уставший. То, что у него были перемотаны бинтами рука, плечо, нога и шея, я в расчёт не брал. Я тоже был весь в бинтах. Однако больше отговаривать Воронцова я не стал.

«Решил идти, пусть идёт».

Однако мысль о том, что идти нам назад не менее часа, и что мой спутник может в любой момент свалиться без сил, изрядно напрягала.

«Вот свалится он, — думал я, — и что мне с ним делать? Как тащить его до города? На себе я долго его точно не пронесу. Тогда что? — почесал затылок и решил: — Ну да он сам напросился. Если упадёт, оставлю его в лесу и запомню место. Сам схожу в город, потом вернусь за ним с подмогой».

Решил для себя эту дилемму, и жить стало гораздо легче.

Воронцов позвал старшего обоза. Им оказался мой недавний командир роты, старшина Свиридов. И приказал, а точнее попросил выделить нам на всякий случай, винтовку для меня и пистолет для него.

— Пистолетов нет. Могу две винтовки дать, если надо, — ответил тот.

Воронцов чуть подумал, а потом, потрогав своё плечо, сморщившись, сказал:

— Тогда одной обойдёмся. Я из винтовки пока не стрелок, а тащить на себе лишний вес нам ни к чему. А мне если есть дайте нож и пату гранат. Всё какое-никакое, а оружие.

Старшина сходил к первой подводе и вскоре вернулся оттуда с тем что попросили.

Взяв винтовку в руки я поинтересовался о патронах. Тот достал из патронташа три обоймы и протянул их мне.

— Вот. Больше дать не можем. У самих только по десять патронов на нос.

— Лёха, возьми одну обойму, как запасную, а остальное верни, — сказал Воронцов.

— Может быть, больше возьмёте? — уточнил старшина, получив часть боеприпаса назад.

— Нет. Не надо. Нам идти от силы час, а у вас ещё долгая дорога. В пути всякое может случиться, а потому каждый патрон на счету.

Мы махнули на прощание обозу, пожелали им удачи, а затем повернулись и поковыляли по разбитой колее обратно к Новску.

Воронцов держался молодцом. Не отставал и старался особо сильно не шататься.

Идти ему было в разы сложнее, чем мне, ведь он, в отличие от меня не мог держать равновесие с помощью обеих рук. Однако он шёл. И с каждым нашим шагом мы