— Уверяю вас, у меня нет иллюзий на этот счет. — Вариан повертел в руках бокал бренди. Начало тяжелое, дальше будет еще хуже. — Я хорошо понимаю, что вы подозреваете, — любой, кому известна моя репутация, подумал бы то же самое. Могу заверить вас, что я привез сюда Эсме не для того, чтобы выманить у вас приданое. Я женился на ней не потому, что у нее богатая бабушка.

— Но ты знал, что она у нее есть, не так ли?

— Эсме никогда не говорила о том, что у нее есть наследство. Более того, все, что я знаю о вашей семье, свидетельствовало о противном. Я достаточно часто пускался в азартные игры и могу распознать чрезвычайно убогие шансы.

— И все же ты женился на ней. — Да.

— И я должна верить, что не преследовал при этом своих интересов.

— Я женился на ней потому… — Вариан смотрел в стакан, как будто там мог прочесть слова, более ясные, чем то, что было у него на сердце. — Потому что я к ней очень привязан, — натянуто закончил он.

Вдова фыркнула:

— У меня другое представление о привязанности, сэр, и иное понятие о здравом смысле. Ты на ней женился, хотя знал, что не можешь ее кормить, одевать и дать жилище. Она просто дитя — а ты надеваешь ей кольцо на палец и везешь в дом, где собираешься жить на чужой счет?

— Вы говорите то, в чем я сам обвинял себя тысячу раз. Дело сделано, его не изменишь.

— Нет таких узлов, которые нельзя было бы развязать, — резко сказала она, — если человек готов платить. Тебе я не дам ни гроша. Но аннулировать этот брак я считаю разумным и очень привлекательным вложением капитала.

Его пальцы впились в хрустальный стакан.

— Это не обсуждается.

— Почему? Не хочешь ли ты сказать, что бедное дитя уже носит ребенка?

— О Боже, нет! — Стакан дрогнул в его руке, расплескав бренди на ковер. Немного, несколько капель, вот и все. Вариан сделал глубокий вдох. — Я хочу сказать, что причина не в этом. Я никогда на это не соглашусь.

Она сверлила его безжалостными глазами. Не то чтобы он рассчитывал на что-то другое; он не ждал и не хотел жалости. Все, что она говорила, было справедливо. Но она назвала Эсме «бедное дитя». Только это имело значение. А также ванна и еда — это вселяло надежду. Шанс.

— Чего ты от меня хочешь? — требовательно спросила она. — Говори прямо. Мне не нужны сладкие речи. Никогда не любила ходить вокруг да около, а теперь уже стара, чтобы мне это могло нравиться.

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Я хочу, чтобы вы на некоторое время взяли на себя заботу о ней. Чтобы она была в безопасности и ей было хорошо. Я не могу взять ее с собой в Лондон. Мой титул защищает меня до некоторой степени, по крайней мере в том, чтобы жить на чужой счет. Но я не хочу ставить Эсме в неловкое положение. Вот почему я привез ее к вам.

— Я не буду содержать бездельника и негодяя.

— Только Эсме и только некоторое время, — сказал он. — Я должен ехать в Лондон, ждут ли меня там судебные исполнители или нет. Другого пути разобраться с делами нет.

— И как ты собираешься разобраться с делами?

— Не знаю.

Вдова откинулась в кресле и глубоко вздохнула:

— Как это типично. Мужчины не знают, но они «должны». Они вечно ни черта не знают, не так ли? Ты не отпустишь девочку?

— Нет.

— Хочешь запереть ее в деревне вместе со старой бабкой? На сколько? На неделю, на месяц, на годы? До конца жизни? Чтобы у нее не было балов, кавалеров, шансов найти достойную партию? Черт возьми, Иденмонт, ты затащил ее в постель, может, на этом остановишься? Я уже подыскала ей пару. Не каждый мужчина получает в невесты девственницу, что бы они там ни говорили. Хотя им бы вообще помалкивать. Эгоистичные лицемеры.

Вариан встал.

— Нет смысла со мной об этом говорить, — холодно сказал он. — Она не выйдет ни за кого другого, пока я жив. Если ваше условие — расторжение брака, то я забираю жену, и мы уходим с вашего пути.

— Ты подлый эгоист, — сказала она и тоже встала. — Но я не дам дочери Джейсона голодать и спать на уличных скамейках. Она останется. А ты можешь убираться ко всем чертям.

Ванная была такая, какую ей описывал Вариан много месяцев назад: огромное помещение, дымящаяся ванна, душистое мыло, мягкие полотенца. Даже служанка.

Следуя призыву Дрейза, миссис Манден с пыхтением прошествовала в холл, таща на буксире Эсме, на ходу отдавая приказания простым служанкам, которые разбежались во всех направлениях. Холлы быстро стали напоминать Темзу, по которой курсируют груженые суда с разным добром: с ведрами угля для камина, горячей воды для ванны, с сумками, бельем и еще бог знает с чем.

От всей этой суматохи Эсме очумела. Все делалось для нее и за нее, и она ни на что не могла повлиять. С того момента, как она вошла в этот дом, она была отдана в его власть. Во власть своей бабушки.

Это чувство не убавилось и за обедом, хотя за столом был Вариан, он развлекал вдову сплетнями из Корфу и Мальты, Гибралтара и Кадиса — всех тех мест, где они ненадолго останавливались в их лихорадочном вояже в Англию. Он занял меньше двух месяцев. Потому что шхуну вел за собой корабль.

Оба судна принадлежали богатым бездельникам, бывшим одноклассникам Вариана. Путешествуя по греческим островам, они услышали, что лорд Иденмонт женился. Один поверил, другой нет. Они заключили пари и для его разрешения сделали сумасшедший бросок на Корфу. В результате Вариан и Эсме бесплатно добрались до Англии.

Как сейчас Вариан объяснял леди Брентмор, их спасла его репутация распутника. Живи он честно, они с Эсме и сейчас сидели бы в Корфу. Это позабавило старую леди. Она громко засмеялась, как смеялась и над его рассказами, перемежая веселье с бранью за то, что Вариан вовлек жену в такое легкомысленное, безмозглое приключение.

После обеда они вернулись в зелено-золотую комнату. Вдова называла ее гостиной. Там Вариан дал отредактированный отчет об их приключениях в Албании. Леди Брентмор уже не смеялась и не ругалась, она смотрела на огонь и время от времени качала головой. Наконец она приказала подать ей портвейн и выпроводила Вариана и Эсме.

Хотя вдова ясно сказала, что Вариан ее не устраивает и эта свадьба — полная катастрофа, она все же предоставила паре смежные комнаты.

Когда Вариан вошел, горничная Молли только что вышла за дверь. Он взял щетку, которую за минуту до этого Молли оставила на туалетном столике, долго смотрел на нее, потом положила на место. Опустив руки на плечи Эсме, он смотрел на ее отражение в зеркале. Помолчав несколько минут, он рассказал, о чем договорился со вдовой.

— Альтернативы нет, Эсме, — сказал он. — Если бы была, клянусь, я бы…

— Не надо клятв, — попросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я понимаю. Я тебе верю.

— Все равно ты расстроилась.