– Откуда они взялись?! – недоумеваем мы.

– Я спланировал их появление изначально. А сообщение о найденном «золоте Роммеля» им передал комиссар. Кстати, где их катер?

Мы дружно вертим головами…

Катер «нацистов» исчез. Точнее, на горизонте, освещенном ярким утренним солнцем, снует не меньше сотни маломерных судов, и отыскать среди них тот, с которого ушли под воду два молодых «нациста», попросту невозможно.

Я стягиваю с себя мокрый гидрокостюм и пытаюсь кое-что припомнить.

– Георгий, – зову друга, – ты во время подъема не обращал внимания на корзину, набитую золотом?

– Нет, – пожимает он плечами.

– А я пару раз смотрел вниз и…

– Что «и»? – переспрашивает Горчаков.

– По-моему, они подтаскивали ее к катеру.

Помолчав, генерал отмахивается:

– Много ли они утащили в этой сетке! Два сейфа подняты командой килектора, а большая часть осталась на дне…

– Евгений, у тебя есть мечта?

– Конечно.

– Какая, если не секрет?

– Хочу бросить пить.

– Так брось! – удивленно смотрит поверх очков Горчаков.

– Не могу.

– Почему?

– А как потом жить без мечты?

Устюжанин с Мишкой ржут, а на губах Горчакова блуждает улыбка.

– Тоже мне мечта! Все бы пили, как ты!..

Мы сидим на кормовой площадке итальянского полицейского катера, с приличной скоростью идущего на юг. На столике перед нами большая коробка с великолепной пиццей, фрукты и бутылка дорогого коньяка. Ветер полощет гюйс, слева бескрайнее бирюзовое море, справа проплывают холмы Сардинии.

– Ну а серьезно? – не унимается шеф.

– Сергей Сергеевич, вы отлично знаете о моей мечте! – Я в сердцах швыряю за борт шкурку от апельсина.

– Отпуск?

– Да. Обыкновенный отпуск безо всяких ваших штучек.

– Хорошо, ты его получишь.

– На полтора месяца!

– Ладно.

– И никаких круизов!

– Уговорил.

– Я даже не сообщу место отдыха!

– Согласен.

– Тогда давайте выпьем за успешное завершение Марлезонского балета.

Георгий наполняет рюмки, и мы с удовольствием поглощаем коньяк, любезно преподнесенный вместе с закуской комиссаром итальянской полиции. Этот добродушный дядька сидит в рубке возле капитана и о чем-то беспрестанно лепечет; весь его вид излучает счастье и гордость.

– Завтра его имя будет греметь во всех сводках и новостях, – поясняет Горчаков. – Он уже представляет себя начальником криминальной полиции Сардинии.

– Чему он так радуется? – спрашивает Георгий. – Разве Италия заберет все золото?

– Нет, поделит с Францией. Видите ли, когда-то на месте захоронения тайника над поверхностью моря возвышался небольшой клочок суши – остров Дьявола. Он являлся самым южным островом в архипелаге Лавецци и принадлежал французам. Однако в конце сороковых он ушел под воду, и линия границы переместилась ближе к Корсике. С тех пор данная акватория используется для судоходства совместно французской и итальянской сторонами. Отыщись этот клад сразу после войны – не видать Италии ни грамма золота, а сейчас – получите, распишитесь.

Наш катер поворачивает на запад. Впереди открывается чудесный вид на Олибию – приличный, по местным меркам, город с современным международным аэропортом на окраине. Именно отсюда благодарный комиссар пообещал отправить нас на родину. У представителей итальянской власти к нам нет ни одной претензии – по официальной версии, заготовленной комиссаром, «нацисты» и «конкуренты» сцепились на глубине из-за золота и перебили друг друга.

Наливаю очередную порцию вкусного алкоголя и интересуюсь:

– Кстати, вы что-нибудь выяснили о «конкурентах»? Кто они?

– Нет, – качает головой Сергей Сергеевич, – но обязательно выясню. А пока могу сказать только одно: они ничем не лучше «нацистов».

Парагвай, Асунсьон

Два месяца спустя

Дважды просигналив, темный автомобиль остановился у чугунных ворот. Сидевшему за рулем крепышу с бычьей шеей пришлось заглушить мотор в ожидании, пока садовник проковыляет по аллее, отопрет замок и распахнет створки.

– Когда же Рауфф избавится от этой развалины? – проворчал он, включая скорость.

– Ты не отличаешься деликатностью, Вальтер, – проскрипел с заднего сиденья бывший генерал-лейтенант вермахта. – Ведь я гораздо старше этого садовника.

– Прошу прощения, господин Руст…

Автомобиль въехал на территорию небольшого, но ухоженного участка, отгороженного от внешнего мира каменным забором. Новенький двухэтажный особняк располагался почти в центре участка и занимал добрую его половину, вдоль забора ровными рядами подрастали араукарии, закрывавшие густыми кронами строение от любопытных взглядов.

Прошуршав по гравию, машина остановилась у ступеней крыльца. Здоровяк Вальтер выбрался из салона, помог выйти шефу и услужливо подал трость.

Хозяин встретил гостей у высоких парадных дверей.

Сейчас он мало напоминал подтянутого и энергичного оберфюрера, изобретавшего по приказу Генриха Гиммлера механизмы смелых и головоломных операций. Редкие седые волосы вокруг большой проплешины, дряблая кожа, изрядно «приправленная» пигментными пятнами, трясущиеся руки. Прямой нос с едва заметной горбинкой, да волевой прямоугольный подбородок – вот и все, что осталось от молодого Кристиана Рауффа.

Поздоровавшись, он пригласил их войти.

– Кристиан, вы изменили своей привычке? – шутливо поинтересовался Руст.

– Вы о чем, Людвиг?

– Обычно мы заставали вас за кормлением рыб у искусственного пруда.

– А-а!.. – отмахнулся хозяин. – Говорят, в здешних водоемах хорошо размножаются лишь пираньи.

Троица расположилась в большой гостиной.

Внутреннее убранство особняка заметно отличалось от скромного «экстерьера». В отделке холла и ведущей наверх широкой лестницы, в паркетном полу были использованы редкие сорта древесины, все блестело идеальной чистотой, по стенам висели дорогие картины и витиеватые серебряные канделябры. Из кухни доносились привлекательные ароматы маисового пудинга с кусочками мяса «мбаипи-сой», сырно-яичных лепешек «чипа» и сладких булочек с засахаренными фруктами.