– Бабы, надевайте деткам тазы на головы, а то ведь, говорят, какая девица увидит в бане сантехника, та за пьяницу выйдет! Верная примета, у меня так мать вышла.

– А у меня мальчик!

– Так ему же хуже, дура…

– А то без сантехника в бане замуж за пьяницу не выйдешь? Да за кого тогда и выходить-то? Где они, непьющие мужики? Я и сама пью, а чего…

– Мама, а я от этого дяденьку-то знаю, он монашком при храме от работает.

– Бе-е-едненький, да как же ему иначе-то на голых баб посмотреть?

– Стройтесь по росту, девки, ловите его, я сейчас селфи делать буду! В Сетях залайкают.

– Да мы его сами все тут толпой отлайкаем так, что мало не покажется!

Вот и как мне прикажете искать беса в таких экстремальных условиях?!

А он там был, я уверен, и, боюсь, даже не один. Заранее забегая вперёд, скажу: нет, он действительно оказался один, тут отец Пафнутий был прав, но это был совсем не тот бес.

Как говорили индусские философы времён создания «Бхагавад-гиты»: «В ночных джунглях не водятся добрые тигры, поэтому, охотник, не стань добычей!»

В общем, почти так и произошло, коварный бес заметил меня первым и завизжал на всю баню противным фальцетом:

– Бесого-о-он! Не под-хо-ди-и-и!

Я обернулся на звук, краем глаза отметив в углу, за лавкой, невысокого чёрного беса в красно-коричневую крапинку. Рожки жёлтые, кривые, морда противная, пятачок сопливый, а хвост совершенно лысый и грязно-розовый, как у крысы.

– Это не привычный искуситель-соблазнитель-пошляк-щекотун, – почти вслух признал я. – Лысина Сократова, да кто же ты есть и чего от тебя ждать?

Видимо, он услышал меня, поскольку на миг расслабился, поверив, что я его не узнаю. Поганая рожица нечистого расплылась в не менее гнусной ухмылке, на миг позволив проявиться чисто калмыцким скулам.

– Монголоид-шуданоид, кирдык тебе, драный камышовый кот. – Я смело шагнул вперёд, поднимая над головой разводной ключ сантехника.

Молитвы такая нечисть не боится, матерных слов тоже, а вот святая вода и серебро – самое оно! Жаль только, стрелять из нагана в бане, в пару, в условиях плохой видимости, среди толпы народа, было категорически невозможно. Ох и веселуха, наверное, началась с его стороны…

– Врёшь, не возьмёшь. – Бес смешанной крови потянул сам себя за уши в стороны и внезапно словно бы разорвался на два десятка крохотных бесов по сантиметру – полтора ростом.

Прыгая высоко, словно кривоногие блохи, всё это нечистое воинство врассыпную бросилось на женщин, прячась в волосах, и я в очередной раз пожалел, что пошёл в баню. Своими ногами мне отсюда явно не выйти. Я попробую пояснить.

Монголоид-шуданоид в чём-то похож на вирус, он способен, распыляясь, управлять целыми ордами, что уж тут для него два-три неполных десятка беззащитных селянок. Глаза пияльских женщин сразу стали стеклянными, движения механическими, минуты не прошло, как, вытянув руки, они пошли ловить меня на относительно небольшом жизненном пространстве. То есть жизненно важном для меня.

От первых двух тётенек я легко ушёл, но, однако, бежать отсюда было некуда – окна узкие, а к двери не пробиться. Выход оставался один. Позорный, постыдный, но…

– Гесс, ко мне! На помощь! – заорал я, запрыгивая на подоконник и высунув нос в форточку.

На мой вопль души обернулись все женщины разом, словно наконец догадавшись, где же я тут прячусь. Они дружно пошли на меня, словно американские зомби, но в этот момент дверь распахнулась и в баню влетела гавкающая чёрная фурия:

– Всех тут кусь, один останусь!

Ну а дальше уже пошёл совершенно неприличный расколбас, описывать который мне, честно говоря, совершенно не хочется. Я до сих пор краснею, но ведь вам надо!

Бесы (по факту один бес!) взвыл непередаваемым переливчатым воплем полицейской сирены, автомобильной сигнализации и пьяного Лепса. Мокрые волосы бедных женщин стали дыбом, на мокром полу зазмеились зелёные искры, лужицы воды резко заледенели, а потом один огненный выдох наполнил баню всеобщим сексуальным жаром!

У меня вдруг заложило уши, защипало в глазах, мир поплыл, все женщины вокруг показались необычайно милыми, красивыми и желанными, я готов был любить всех! Готов был жизнь отдать за самых прекрасных представительниц архангельской глубинки, готов был даже снять свитер, и не только, но…

Когда случайно коснулся рукой нательного креста, наваждение спало.

– Гесс, выручай…

– Лизь тебя! Где бес? Я его гонять буду!

– Бесогон не сдаётся, – хором проверещал нечистый. – Стена из щитов!

Все женщины мигом сгруппировались, укрывшись непробиваемой защитой никелированных тазиков с ручками и выставив против моего пса берёзовые веники и мочалки. Глаза горят, зубы скрипят, на зубах пена, прям какие-то розовые берсерки в хлопьях мыльной пены и шампуня, умопомрачительно голозадое зрелище!

– Всё равно всех кусь, – мрачно объявил мой пёс, явно озадаченный таким дружным отпором. Но нет, если кто подумал, что ретивый доберман сразу в лоб кинется кусаться или драться, то всё не так.

Гесс – добрейшая душа и в первую очередь всегда рвётся поиграть. А тут, разминая лапы, готовясь к прыжку на стену шаек и веников, он вдруг увидел забытый какой-то девочкой красный мячик в тазике, осторожно вытащил его оттуда страшными зубами и начал прыгать козлом.

Мячик же, с ним можно бегать, его можно ловить! Гонять его по полу, скользить, падать на бок, гавкать на него, пролетать под лавками, а когда его шлёпаешь лапой, мячик пищит. Это же просто праздник какой-то! Ну их, этих странных тёток, и меня до кучи, верно?

Но девочка быстро опомнилась, легко стряхнув беса с головы, и залилась слезами обиды. Её маменька, так же резко придя в себя, с кулаками кинулась на Гесса:

– Отдай-ка игрушку ребёнку, кобелюка ты от страшная-а!

Остальные женщины столь же легко переключили внимание на моего пса, и никакой банный бес просто не мог их удержать. Силёнок, дурачку, не хватало, не на то сделал ставку, не учёл силу детского эгоизма, материнский инстинкт и женскую солидарность…

– Бей кобеля! Ишь припёрся в женский день!

– Обижают собаченьку, мячик отнимают, ай-ай-ай! – только и успел пожаловаться мне бедный доберман, загребая когтями на поворотах, падая, вставая, скользя задницей по намыленному полу, разбрасывая лапы во все стороны и сшибая всё, что попадалось у него на пути.

Помывочное отделение в полторы минуты превратилась в лютое скопище голых тел, помятых тазиков и шаек, прилипших листиков в самых интересных местах, перелётных веников и сорванных кранов, из которых во все стороны хлестала холодная и горячая вода, а также мата, воя, визга и осипшего рыка сквозь зубы:

– Не отдам. Моё. Кто против, того кусь!