Но Моника?

Боже мой, я так ее ненавидела. Я ненавидела ее по-настоящему, глубочайшим образом, сильнее, чем кого бы то ни было – за исключением моего отца. Моника была не просто жестокой, она была чистейшим злом. Она вредила людям просто ради собственного удовольствия. Она цеплялась к окружающим, потому что могла себе это позволить. Она разрушала чужие жизни, потому что ей было скучно. Я ненавидела ее самодовольство, ненавидела ее уверенность в своей безнаказанности благодаря деньгам и статусу. Меня до глубины души поражало то, с какой легкостью она умела разрушать жизни и ломать людей.

Она не собиралась прекращать свои угрозы и попытки меня напугать.

Долгое время я старалась держаться от нее подальше – я знала, каким человеком она является. Я знала о уродстве, которое пряталось за ее ухоженными ногтями и накладными ресницами. Я знала зверя в ее душе и то, как он набрасывается на своих жертв.

Теперь я не боялась дать волю ее зверю – выяснилось, что во мне тоже живет монстр. По крайней мере, когда речь шла о том, что мне по-настоящему дорого, – а Лэндон был частью этого списка.

– Ты не старовата для таких разборок? Ты больше не нужна Лэндону, Моника, и я уверена, что он тоже тебе не нужен. Я даже не уверена, что вы хотя бы когда-то друг в друге нуждались. Почему бы тебе просто не оставить его в покое? Не оставить нас в покое. В следующем году ты все равно собираешься в колледж. Почему ты не можешь просто дать людям жить своей жизнью? Мы тебя не трогаем, так почему ты имеешь право трогать нас?

– Потому что ты мне не нравишься, Гейбл. Устраивает? Мне не нравится твой слащавый характер, и долгое время Лэндон тоже его ненавидел. И даже если он мне не нужен, это не значит, что я позволю какой-то дворняге доедать за мной остатки. Так что я собираюсь дать тебе ясное предупреждение: держись подальше от Лэндона, Шей, или ты об этом пожалеешь.

– Ты меня не напугаешь. Ты ничего мне не сделаешь. Я не твоя марионетка и не позволю тебе мной манипулировать, Моника. Если я захочу поговорить с Лэндоном, я это сделаю. Тебе не удастся причинить мне боль.

– О, Цыпа, – прошипела она, наклоняясь ближе. – Ты не представляешь, насколько быстро я могу тебя уничтожить. Не провоцируй меня. Я разрушу всю твою жизнь одним махом.

– Почему ты такая, Моника?

– Потому что я могу себе это позволить, – заявила она, изогнув бровь. – Может быть, и нам стоит заключить пари. Что ты об этом думаешь? Бьюсь об заклад, я могу разрушить твою жизнь до премьеры дурацкого спектакля.

– Хотела бы на это взглянуть.

– Игра началась, Шей. Не жди, что я буду играть, как Лэндон, что я над тобой сжалюсь, – он думает членом, а не головой. С этой минуты твоя жизнь официально в моих руках. Обратный отсчет начался. Готовься сгореть.

Она ушла, а я бросилась к своему шкафчику, открыла его и попыталась найти то, что искала Моника… но, похоже, ничего не пропало. Все лежало на своих местах, и я была ошеломлена и растеряна.

Чья-то рука приземлилась мне на поясницу, и я подскочила от неожиданности.

– Эй, эй, – сказал Лэндон, вскидывая руки в знак поражения. – Ты какая-то нервная.

– Извини. Я просто устала.

– У тебя были неприятности с родителями?

– Ты даже не представляешь какие, но оно того стоило. Никаких сожалений.

Он улыбался, и, черт возьми, мне так это нравилось. Затем он осмотрел коридор и приподнял бровь.

– О чем ты говорила с Моникой?

– О, ни о чем, – сказала я, закрывая свой шкафчик на замок. – Ерунда.

Он посмотрел на меня с беспокойством, но я пожала плечами.

– Проводишь меня на урок?

– Конечно.

Мы шли рядом и смеялись, а мысль о Монике превратилась лишь в мимолетное воспоминание.

Лэндон

– Что это? – спросил я Монику, которая стояла на моем крыльце со стопкой блокнотов в руках.

– Это все, что тебе нужно знать о твоей прекрасной маленькой принцессе. Или, скорее, то, что она знает о тебе.

Она протянула мне блокноты, и я начал листать страницу за страницей, читая слова, явно написанные рукой Шей.

Слова обо мне… слова, полные ненависти. Она считала меня закрытым, подлым чудовищем. Она писала, что я отталкиваю людей и держу все в себе. Она назвала мою жизнь ложью и фальшивкой.

Она писала, что ненавидит меня.

Я ненавижу Лэндона Харрисона.

Подчеркнуто, выделено и написано десятки раз.

Но все эти записи были сделаны до начала нашего пари. Она писала обо мне до того, как я ей открылся, и я не видел в этом ничего странного. С точки зрения Шей, на тот момент я был именно таким.

Я был монстром. Я был злом. Я был фальшивкой. Я жил во лжи.

Однако после пари все изменилось. Она открыла мои глаза и растопила мое сердце. Все, что она писала в этих блокнотах, изменилось, потому что Шей впервые в жизни позволила мне быть настоящим.

– Где все остальное? – спросил я.

– О чем ты?

Я пролистал до конца один из блокнотов и показал обрывки страниц.

– Где остальные страницы?

Она отшатнулась.

– Что это значит? Ты что, не прочитал все дерьмо, которое она о тебе наговорила? Она считает тебя монстром.

– Считала, – поправил я. – Она думала, что я ужасен, и была права. И где здесь ложь?

Моника приоткрыла губы, чтобы что-то сказать, но так и не смогла мне возразить.

Я прочистил горло и пожал левым плечом.

– Забудь о нас, Моника. Что бы между нами ни было, это должно прекратиться. Мы больше никогда не будем вместе, ясно? И пожалуйста, оставь Шей в покое. Во всяком случае, она делает мою жизнь лучше.

– Ты действительно собираешься это сделать, да? – спросила Моника. – Ты действительно собираешься выбрать Шей?

– Я выберу ее, если она выберет меня.

В ту минуту я увидел в Монике то, чего давно не видел. Она не злилась. Она не жаждала мести. Ей было грустно – может быть, даже грустнее, чем мне.

Ее губы приоткрылись, и она тихо прошептала:

– Тогда кто выберет меня?

Я не знал, что ей ответить.

Я не знал, как сделать ее счастливой. Правда в том, что люди сами должны найти свой путь к счастью. Это было самостоятельное путешествие, и мне самому предстояло к этому привыкнуть.

– Думаю, сначала ты сама должна выбрать себя.

Она обвила руками свое тело, и по ее щекам покатились слезы.

– Помни, что каждое мое падение – твоя вина, потому что ты отказался меня ловить. Ты ее погубишь, – пообещала она. – Так же, как ты погубил меня.