– Почему ты мне не сказала?

– Адвокат сказал, что будет лучше уладить все официальные вопросы до того, как втягивать в это тебя. Они не хотят, чтобы твое участие спровоцировало отца на еще большую жестокость. Я хотела рассказать раньше, Лэнд. Я ненавидела себя за то, что скрываю это от тебя. Я с трудом держала все это в себе, но…

Ее затрясло, и я накинул на нее свою куртку.

Я не знал, что сказать, поэтому сказал единственное, что пришло мне в голову:

– Мне жаль. Папа – козел.

Она рассмеялась и заплакала.

– Все в порядке.

Недолго думая, я обнял ее и сам окунулся в ее объятия.

– Мне жаль, – снова сказал я.

Она плакала, уткнувшись мне в плечо, и я сжал ее еще крепче.

Немного отстранившись, она нервно хихикнула и вытерла слезы.

– Я не собиралась плакать, клянусь.

– Ты всегда плачешь.

– Не всегда, – улыбнулась она. – Я принесла тебе цветы, – сказала она, протягивая мне смявшийся во время объятий букет. – Изначально они выглядели лучше, честное слово. Я не уверена, что актерам-мужчинам принято дарить цветы, но я твоя мать, так что ты заслужил букет.

Я ухмыльнулся.

– Спасибо.

– Как насчет того, чтобы пойти домой, смотреть глупые фильмы и уплетать вкусности? – спросила она.

– Стопроцентное «да».

На время я отодвинул КейДжея на задний план. Я понимал, что рано или поздно мне придется иметь с ним дело, но пока мама была дома, мне не хотелось тратить на него ни минуты своего времени.

– Я могу что-нибудь нам приготовить, – предложила она.

– Без обид, мам, но, пожалуйста, держись от кухни подальше. До конца своих дней.

Она улыбнулась.

– Справедливо.

Мы вернулись домой, заказали еды и устроились в гостиной. Телевизор так и остался выключенным – весь вечер мы проговорили.

– Итак, театральная студия, – начала мама, улыбаясь от уха до уха. – Тебе нравится играть на сцене?

– Да. Я сказал папе, что подумываю о том, чтобы поступить на факультет актерского мастерства, но он отверг эту идею.

– Твой отец не может принимать решения за тебя. Вот почему я так усердно работала, чтобы дать тебе свободу выбора.

– Я не хочу доставлять тебе неудобства. Ты так много для меня сделала… это слишком.

– Лэнд. – Она покачала головой и положила руки мне на плечи. – Все, что я делаю, я делаю для тебя. Если ты хочешь изучать актерское искусство – ты будешь изучать актерское искусство. Никаких «если» или «но».

Я кивнул.

– Я даже не знаю, достаточно ли я хорош…

– Ты достаточно хорош, – перебила она, – ты всегда был достаточно хорош, чтобы достичь чего угодно. – Она бросила в рот картошку фри. – И, к слову… Между тобой и мисс Джульеттой что-то есть или это просто игра?

Я рассмеялся.

– Это так очевидно?

– Только для матери. То, как ты на нее смотришь… Что у вас за история?

О, если бы она знала.

– Все сложно. Наши отношения складывались так хорошо. Я не смог бы встретить никого лучше, но недавно я узнал кое-что, что может навсегда изменить ее жизнь. Теперь я не знаю, что делать с этой информацией. Я понимаю, что это причинит ей ужасную боль, но скрывать это от нее неправильно.

– Ключ к хорошим отношениям – разговоры, Лэндон. У нас с твоим отцом никогда такого не было. Мы никогда не разговаривали по-настоящему. Лишь о поверхностных вещах, но никогда о чем-то действительно значимом. Может быть, если бы мы это делали, наши отношения оказались бы крепче. Или закончились бы гораздо раньше – это тоже не исключено. Невозможно построить нечто крепкое без тяжелых разговоров – хотя бы время от времени. Эта девушка тебе небезразлична?

– Я люблю ее, – уверенно сказал я.

– Любовь. – Мама выдохнула, прижав руку к сердцу. – Мой малыш влюбился.

– Только не плачь, – пошутил я.

– Постараюсь. Если ты ее любишь, то будь с ней абсолютно честен. Это то, чего хочу я. Это то, чего хочет каждая девушка в мире. Честности.

Я знал, что она права. Но было непросто набраться смелости и сообщить Шей нечто, что разобьет ей сердце.

– Спасибо, мам.

– Не за что. Я люблю тебя, я люблю тебя, – сказала она.

– Почему ты всегда так делаешь? – спросил я. – Почему ты всегда говоришь «я люблю тебя» дважды?

Она улыбнулась.

– Один раз – для твоего сердца. Второй – чтобы эти слова навсегда в нем отпечатались.

Я кивнул.

– Я люблю тебя – дважды.

Ее глаза заслезились, и я рассмеялся.

– Перестань так много плакать.

– Извини. Это было так мило, и ты даже не представляешь, как сильно я нуждалась в этих словах.

– Что ж, в таком случае я постараюсь говорить это чаще.

– Спасибо, Лэнд.

– А что насчет тебя? Как ты себя чувствуешь? Из-за развода, отца и всего остального… – я развернулся к ней и позаимствовал вопрос из справочника Марии: – Как твое сердце?

Она снова заплакала и покачала головой.

– Разбито. Оно разбито уже давно… из-за Ланса, выкидыша, а теперь и из-за этого развода. Иногда мне кажется, что я никогда не смогу встать на ноги. Словно я продолжаю и продолжаю тонуть, – призналась она, закрывая лицо руками. – Мне жаль. На тебя столько навалилось. Тебе не нужно нести и мое бремя. Я в порядке. Я в порядке.

– Ты можешь поговорить со мной, мам, – предложил я.

– Я знаю, милый.

Она вытерла глаза и встала, чтобы подойти и поцеловать меня в лоб.

– Мне просто нужен отдых, вот и все. Поговорим утром. Спокойной ночи.

Она направилась в свою спальню и закрыла за собой дверь.

Я убрал весь мусор, оставшийся после наших посиделок, и, проходя мимо маминой спальни, услышал, как она плачет. Она плакала так, словно ее душа разбилась на миллионы частиц.

Вместо того чтобы сидеть у двери ее спальни, как раньше, я повернул ручку. Я вошел в ее комнату, забрался к ней в постель и обнял ее.

– Лэндон, я в порядке. Я в порядке, – плакала она, но я на нее шикнул.

Ей не нужно было притворяться, что она в порядке. Ей не нужно было лгать и говорить, что она в порядке, когда она находилась в эпицентре одного из самых сильных штормов в своей жизни.

То, что она ломалась, не делало ее слабой. Иногда самое сильное, что может сделать человек, – разбиться на части. Чтобы стать настолько уязвимым, требуется настоящая сила.