Какое-то смрадное чудище в золотой маске ягуара и заляпанном кровью плаще из вороньих перьев, приблизившись к Олегу Иванычу, взяло его за руку. Тот отстранился.

— Пойдем, — тихо сказало существо голосом Шошчицаль. — И ты, Гриша. Быстрее.

Вслед за Шошчицаль, они пробрались сквозь толпу и, обогнув святилище Уицилапочтли с юга, вошли в храм Тлалока, где тоже готовились к жертве.

— Эй, жрецы, — Шошчицаль заглянула в храм, не снимая маски. — Вы, кажется, мне что-то обещали сегодня.

— Тсс! Не ори так, — выбежал из храма молодой жрец. — Эти с тобой?

Закутанная в плащ Шошчицаль кивнула.

— Ну, идемте, — призывно махнул рукой жрец и, обойдя храм, стал быстро спускаться с теокалли.

Это оказалось далеко не так просто — угнаться за жрецом, пусть и пьяным. Ступеньки-то были высокими, узкими — ступня не помещалась, вот и попробуй тут, пойди быстрее — живо скатишься кубарем вниз, все кости переломаешь.

— Ну, быстрее же, быстрее! — оглядываясь, поторапливал жрец. Впрочем, Олег Иваныч и Гриша и без того торопились, как могли, вот только свалиться вниз им никак не улыбалось.

Наконец они спустились к подножию теокалли, вслед за жрецом свернули налево, в храмовый город. Прошли мимо кучи каких-то отбросов, судя по запаху — не иначе, как расчлененных трупов, снова повернули, пока не оказались перед глухой стеной с небольшой дверцей.

— Стойте, — поднял руку жрец и… исчез. Правда, примерно через минуту послышались глухие голоса, дверца раскрылась.

— Заходите, только быстро!

Внутри дворика находилось низкое квадратное здание, выстроенное грубо и надежно, безо всяких архитектурных излишеств, с узкими оконцами размером с ладонь и черным провалом входа.

Олег Иваныч недоверчиво остановился у входа:

— Нам туда?

— Туда, туда, — подтолкнула его Шошчицаль, выглядевшая довольно зловеще в своем перьевом наряде и ягуаровой маске. — Это узилище храма. Только недолго, прошу…

Она отошла в сторону, заговорив о чем-то с жрецами…

Олег Иваныч и Гриша переглянулись.

— Что ж, предлагают — пойдем, — усмехнулся адмирал-воевода. — Надеюсь, не зря мы сюда приперлись.

Они вошли внутрь, в полную темноту, если не считать света звезд, проникающего снаружи. Кто-то, кажется, Шошчицаль, зажег тусклый светильник. Посреди низкого помещения находилась яма, забранная деревянной решеткой. Олег Иваныч подошел ближе, нагнулся и тихо позвал:

— Ваня! Ваня… Иван!

— Кто здесь? — послышался со дна ямы далекий, чуть слышный голос.

— Я, Олег Иваныч. И Гриша.

— Олег Иваныч! — В крике слышалась боль и одновременно — надежда. — Олег Иваныч. Гриша… — В яме раздались рыдания.

— Не плачь, Ваня, не надо, — как мог, успокаивал мальчика адмирал-воевода. — Знай, мы пришли за тобой.

— Мы обязательно освободим тебя, — добавил Гриша. — Ты только держись. Тебя хоть здесь кормят?

— Кормят, — совладав с рыданиями, глухо отвечал Ваня. — Вас много?

— Достаточно для твоего спасения.

— Все, вам пора уходить, — предупредила Шошчицаль. — Скоро сюда вернутся остальные жрецы.

— Прощай, Ваня. Молись и жди.

— Стойте, не уходите! — крикнул из ямы Ваня. — Здесь, в Теночтитлане, есть христиане, есть тайный православный храм. Они помогут нам, надо только их отыскать… Тламак… Он должен знать, он говорил мне… Найдите Тламака.

— Найдем, — уверил Олег Иваныч, хотя сам был уверен в обратном — не в первый раз он уже замечал зигзагообразную татуировку Тламака на левой руке жреческой мантии из человеческой кожи.

Простившись с Ваней, они быстро вышли наружу — и вовремя! С теокалли уже спускался народ: правитель Ашаякатль, жрецы, сановники, воины. В глазах рябило от света факелов и золотых украшений.

Словно сами собой возникли вокруг Олега Иваныча и Гриши воины-«орлы» в высоких, украшенных перьями, шлемах. Молча поклонились Шошчицаль — и как только узнали? Наверное, по ягуаровой маске.

— Прощайте, — шепнула девушка, исчезая в толпе.

— Вот он, соглядатай! — спускаясь с пирамиды, узрел перьевую накидку Тисок. — Тускат, скажи белым, пусть поймают… Нет, не надо! Судя по перьям кецаля — это кто-то из пилли. Тогда… Тогда пусть лучше убьют! Вон там, между храмами, как раз удобное место…

Тускат кивнул, сказал Олельке с Матоней несколько слов и протянул нож. Не местный, обсидиановый. Стальной — новгородский.

Шильники исчезли в толпе.

Шошчицаль быстро шла по улице, раздумывая, где бы половчее сбросить накидку. Вот, кажется, удобное местечко, там, между храмами. И темно, и близко. Обернувшись — возбужденные толпы людей проходили мимо, толкаясь и распевая гимны — девушка юркнула за угол, не заметив, как тот же самый маневр ловко проделали двое. Правда, уловила какой-то шорох… Обернулась и…

Острое лезвие ножа впилось под ее ребра…

— Готово! — вернувшись, доложили ушкуйники. — Даже не пикнул. Там и лежит, где ты сказал, отдыхает. — Матоня ухмыльнулся.

— Хорошо, — надменно улыбнулся Тисок. — Возьмите факелы, пойдем осторожно, посмотрим.

Дождавшись, когда схлынет толпа, Тисок и его люди свернули в узкую щель меж храмами. Тело в накидке из перьев лежало навзничь, золотая маска ягуара закрывало лицо.

— Сейчас мы узнаем, кто ты такой, предатель! — усмехнувшись, Тисок наклонился, срывая маску…

Страшный крик тоски и боли прорезал ночную тьму, рассеиваемую лишь дрожащим пламенем факела.

— Как же ты могла, Шошчицаль? Как ты могла? — опустившись на колени перед трупом, шептал Тисок. — Кто приказал тебе следить за мной, кто? Я узнаю, клянусь тебе, узнаю! И смерть его будет страшной… О, Шошчицаль!

Почти до утра простоял на коленях Тисок. По лицу его, всегда надменному, а нынче раскисшему и жалкому, текли слезы. А губы шептали:

— Шошчицаль…

Он в боевом уборе

Из перьев синих и белых.

Шагают воины следом,

Сверкают копья и стрелы.

На улицах и на крышах,

Ликуя, народ толпится.

Лиловый дым благовоний

Навстречу бойцам струится.

Габриэль де ла Консенсьон Вальдес (Пласидо), «Хикотенкал»

Ужасное известие о смерти Шошчицаль достигло пленных новгородцев лишь на третий день, уже после похорон. У Гриши эта весть вызвала шок, он целый день просидел на своем ложе, тупо уставившись в разноцветное панно на задней стене. Яркими, красными, синими и желтыми красками на стене был нарисован блистательный бог солнца Тонатиу, сидящий на спине Огенного Змея. С обеих сторон сверкающего бога сопровождали полуобнаженные женщины-воительницы — сиуатетео. Одна из них настолько была похожа на Шошчицаль, что, казалось, художник писал ее именно с несчастной девушки. Однако стены были расписаны давно, еще при прежних тлатоани Ицкоатле и Моктекусоме. Но, кто знает, может быть, изображенная на стене женщина приходилась покойной принцессе родной бабкой?