— Я вот что думаю… — продолжал Алиев. — Черная икра — холестерин, все знают, красная икра — холестерин, тоже вредно, но Клим Ворошилов, между прочим, когда отправлял Бескова в Лондон… — слушай, какой год был, сорок шестой, да?.. — играли против «Арсенала»… представляешь, Расул, война только-только закончилась, товарищеский матч… проиграть нельзя, престиж страны… — так вот, Ворошилов говорит: вы, товарищи, берите в Лондон побольше красной икры, чистый белок, у футболистов силы будут… поморы по сто лет живут, едят только рыбу и красную икру… — Алиев сделал паузу. — Не знаю, икра не икра, но наши выиграли, Хомич молодец, все молодцы!.. А еще говорят, красную икру иначе солят. Соль другая, с йодом, но вот поморы, рыбаки… они ж… правда… долгожители…

Расул молчал, не получится разговор, он это понял, не нужен Алиеву разговор, совершенно не нужен, Гейдар Алиевич — отделился, он отделился от всех, от него, от Расула, от тех, кому он, Алиев, был хоть чем-то обязан.

— Поздравляю, Гейдар-бек. Такая победа… На весь мир… победа… на всю планету.

— Бутылку принес? — Алиев кивнул на газетный сверток.

— Для домашнего бара, — встрепенулся Расул. — Как украшение, Гейдар Алиевич! Как — бриллиант! Тридцать лет бутылочке, пить страшно. И паспорт есть, паспорт дали… сертификат.

— …ой-ей… ей… — протянул Алиев…

— …с судьбой, Гейдар Алиевич, бутылочка… с судьбой, была… она на корабле, который разбился в Шотландии, полвека на дне лежала… в ракушках вся… пока не нашли…

— А пить-то можно, слушай? — не поверил Алиев. — Ты молодец, Расул, можешь удивить…

Алиев смотрел на черную, с ракушками, бутылку виски глазами ребенка.

— А не врут, уверен?..

— Как можно, Гейдар-бек, это ж у них… подсудное дело, если обман. Англия не врет!

Расул осекся. Англия, «контракт века»… как бы Гейдар Алиевич… не подумал чего…

Алиев внимательно разглядывал «виску». В его глазах действительно было что-то детское, и даже веки не казались такими тяжелыми.

«Не мой день, — подумал Расул, — не мой день сегодня… одна глупость на языке, черте что говорю…»

— Ты молодец… — Алиев откинулся на спинку стула, — молодец, Расул, что пришел… Помнишь, меня из Политбюро выводили, а мой портрет у тебя в кабинете еще два месяца висел?..

— Было… Гейдар Алиевич…

— Директор большого завода, член бюро райкома, боролся за меня… ты, говорят, плакал, когда Муталибов заставил тебя портрет снять…

— Вы все знаете, Гейдар-бек… Откуда вы все знаете…

— Так ты ж сам рассказывал, — засмеялся Алиев.

Смех был тихий, не смех, а так, смешинка с улыбкой, — смеяться Алиев не умел.

— Забыл… — Гейдар Алиевич наклонился к нему, — а, Расул?..

— Да как-то…

— А я все помню, слушай. И ко мне ты приезжал, помню, убеждал меня, с мамой говорил, — я ничего не забыл. Я ничего не забываю, Расул.

— Знаю, Гейдар-бек…

— Помню, ты пожелал стать Председателем парламента. Рамиза… ко мне подсылал, премьером нет, не хотел… заменять меня хотел, когда я заболею или уеду куда-то… Рамиз Ризаев два раза тогда приходил, влиял на меня, хотя премьер… было бы для тебя не плохо, слушай, бизнес ты знаешь, нефть знаешь, но — поддался я… уговорам… тебе навстречу пошел…

— …так ведь не жалеете, Гейдар Алиевич, правда? Весь Баку знает: сонную артерию Расул Гулиев за Гейдара Алиевича кому угодно перегрызет…

— Что ты, что ты, Расул, у нас же есть кому… постоять… за нас, и у тебя есть, и у меня есть… Какие проблемы?

Алиев опять засмеялся… — по-своему, смешками…

— Главное, Расул, в другом. Главное, чтоб долго мы жили, долго-долго, слушай, каждый в своем доме, жил, чтоб дороги вели нас к храму — да?., не к трону, слушай, главное, это храм, так я думаю… — мне вчера Эдуард звонил, поздравлял, хорошие слова говорил, себя предлагал… — а я, Расул, в опале был, так он в «мичуринке» по другой лестнице бегал… чтоб только не встретиться со мной… не дай бог Горбачев узнает, что Эдуард Шеварднадзе в больнице с Гейдаром Алиевичем поздоровался, это ж скандал, слушай, на весь мир! А ты — другой. Я это знаю, Расул. Знаю! Учти: Эдуард все потоки в Грузии ведет. Сам контролирует, зять контролирует, племянник контролирует… он всех подтянул, всю родню, от сигарет до порта в Поти, наркотики… я ничего не исключаю, время нынче такое — исключать ничего нельзя. На тебя Эдуард куксится, ты съездий к нему, слушай, объяснись… ревнует он тебя, к порту ревнует… сам понимаешь…

Расул поднял глаза:

— Завтра же позвоню, Гейдар-бек. Даже сейчас могу позвонить, только поздно уже…

— Зачем сейчас? Солнце уходит — голова тухнет. Гейдар Алиевич, скажи, посоветовал, ну их… к черту, слушай, Эдуард убивать… умеет, Гамсахурдию он оформил, знаю, что говорю… Игорь… у него, Гиоргадзе, — помнишь, Расул, на тебя покушение было?..

— Так это…

— Знаю. Сейчас спать иди, ни о чем не думай… Завтра концерт у нас… торжественный… там встретимся, рядом сидеть будем, с семьей приходи, я вот тоже… всех возьму…

Расул встал.

— Спокойной ночи, Гейдар-бек.

— Что ты, Расул, что ты… — Гейдар Алиевич замахал руками. — Я еще поработаю, Расул, спать… веришь? совсем не хочу…

Утро чудесное-расчудесное, а Руцкой приехал в аэропорт ужасно злой. В Исламабаде совершенно дикое, беспощадное солнце; в Лахоре, столице Пенджаба, где Руцкой встречался с моджахедами, было еще страшнее: сорок четыре градуса в тени.

Гульбельдин Хекматьяр разыграл перед русскими мерзкий спектакль — настолько мерзкий, что Алешка даже пожалел Руцкого.

За страну обидно, слушайте!

Политика нельзя уничтожать. Тем более — Руцкого, только что прошедшего Афганистан.

В истории афганского плена будущего вице-президента России были свои тайны. На самом деле плен Руцкого был не афганским, а пакистанским. Руцкой — так случилось — ошибся страной, не туда залетел (мягко говоря) на своем штурмовике. Его сбили войска противовоздушной обороны Пакистана. Приземлился он аж за Парачинаром, в ста шестидесяти километрах от границы, где Руцкого подобрали боевики Хекматьяра (здесь была их база).

Увидев приближающихся моджахедов, Руцкой тут же отдал господину Сабаиду, полевому командиру, свой пистолет с полной обоймой патронов.

Командующий армией Борис Громов мгновенно связался с Язовым, а Язов — с Шеварднадзе.

За Руцкого были выделены «отступные» (международный скандал Язов распорядился погасить любой ценой ).