— Я и чувствую, — Брунгильда выдержала её згляд.

— Что?!

— Раздражение.

— Это не то, полагаю… не важно. А он тогда что? — Мудрослава ткнула пальцем в брата, который поморщился и от сестры отодвинулся. Или скорее уж придвинулся, но не к сестре, а к все еще пребывавшей в некоторой задумчивости Летиции.

— Щит. Редкое умение. И исконно мужское, ибо в природе мужчины защищать семью свою. И земли.

— А как он… работает?

Природа, похоже, Мудрославу волновала постольку-поскольку.

— И вышел Великий навстречу войскам Саххад-Хана. И подивился тому, каковы те были, ибо со всех-то земель созвал блистательный Саххад-Хан людей. И текла, полноводной реке подобна, конница, а пехота, в панцири закованная, была землею. И поднимались к небесам желтые стяги, змеем украшенные. А за ними — дымы обоза. Застили они солнце, отчего казалось, что нет кочевникам конца и края…

— Это…

— Да тихо ты, Славка. А вы продолжайте…

— Послал тогда Саххад-Хан гонцов своих, а средь них — любимого сына Азыл-кыгея на жеребце лунной масти. И говорил тот так. Склоните головы. Признайте над собой власть степей. И тогда-то отступят войска, а Саххад-Хан окажет милости. Возьмет он малую дань, и брать будет раз в год, по договоренности. Многие слушали и сердца их, страхом переполняясь, готовы были поддаться. Но ответил Великий так. Высоки горы. Далеко небо. А боги помнят детей своих, и не оставят их милостями. И принес он в жертву матери своей трех быков белых с рогами золотыми, а после и всех посланников, средь которых и Азыл-кыгей. И тогда-то восстал из земли щит незримый, чрез который ни человек, ни зверь, ни стрела, ни копье, ни даже камень пылающий пробиться не мог…

Призрак замолчал. А потом добавил:

— Так в хрониках написано было.

— П-полезное умение, — сказал Яр, несколько побледнев. — А можно вот так же, но без жертвоприношений?

Брунгильда же покачала головой. Может, оно, конечно и славен был тот воин, но нехорошо он поступил. Всем ведомо, что боги войны честь блюдут. И отвернуться они от тех, кто слово предал.

А посланники… неужто не нашлось никого другого, кого бы можно было в жертву-то?

— Не знаю. На самом деле весьма многие сомневались, что сие действие имело место быть. Случилось это на трехсотом году после смерти Ричарда Великого, во времена весьма смутные. В степи пишут о том, что путь Орды преградили горы, а Перевал, который купцы использовали, завалило.

— Нет… быки ладно-то, хотя тоже жаль… — Яр поерзал.

— Нет тут быков.

— Зато люди имеются, но… как-то вот я не готов, что ли. Внутренне?

— Это наиболее известный случай. Но некоторые из потомков Ричарда славились, скажем так, способностью выдержать удар меча и секиры, и говорят, вовсе любого оружия.

Брунгильда поглядела на мужчину, который поежился.

— А… а давайте проверять не станем? А то может, у меня тоже дар не открывается и вообще… быков-то нет. Нет быков, нет щита! Вот…

— Ладно, — Ариция поднялась и оправила складки платья, которое шло ей куда больше прошлых кружевных тряпок. — Это все, конечно, вдохновляюще, но… все равно, как круг-то строить?

— Все просто. Если верить хроникам. Вы должны собраться в месте силы, там, где первозданной тьмы больше всего, и соединить кровь и помыслы воедино. И тогда дары ваши сольются, и воля станет единой. И не будет никого, способного устоять пред ней.

— Чудесненько, — Ариция и в ладоши хлопнула. — Всего-то и надо… ну, тогда пошли, что ли? Чего время зря терять?!

Зеркало все же треснуло.

А потом вовсе взяло и осыпалось. И следом открыла глаза Теттенике. Взор её был туманен, а на губах играла улыбка.

Захотелось отвесить пощечину.

— Ты… — она протянула ко мне руку, и смуглые пальцы, жесткие пальцы, коснулись щеки. Я с трудом удержалась, чтобы не оттолкнуть. — Ты знаешь…

— Что мы все умрем?

— Оказывается, я могу менять… они хотели уйти. А я не дала. Нельзя. Если мы уйдем, то все. Мир треснет. Я думала, что его демон уничтожит, а он просто раз и все…

Она моргнула, а взгляд обрел некоторую осмысленность.

— Знаешь. Вот то, что с тобой происходит, оно меня нервирует, — сказала я честно.

— Извини. Я просто… я взяла и связала. Ниточки. Если успеть собрать все, может, и получится.

— А может, и нет?

— Может. Но они там. Мы тут. Я еще не все понимаю.

Кто бы тут что понял-то.

Ладно, мы живы, и это уже хорошо. Ричард тоже жив, и это тоже хорошо. Остальные… буду надеяться, что и они живы. Очень надеяться.

Но дальше-то что?

Ничего хорошего.

— Ты… как вообще? — я поглядела на Теттенике.

— Нормально, — протянула она, в очередной раз носом шмыгнув. — Сопли только.

Ну да, сопли изрядно портят общую героичность момента.

— Надо идти. Пока светло.

А куда?

Ричард… где-то там. А где там? У меня ни плана города, ни вообще понимания, где находимся.

— Надо, — Теттенике попыталась высморкаться и пальцы вытерла о стену. — Что? Все равно грязная, но хотя бы без пыли…

Ну да. Пыли в доме не осталось. Подозреваю, что вообще… а вот зеркало поискать стоит. Небольшое. Такое, чтобы с собой взять.

— Площадь, — Теттенике прикрыла узкие глаза. — Надо выходить на площади. И к храму. Там все.

И всё. И все.

Демоница.

Младший бог, который, пусть давно уже не показывался, но стоило вспомнить эти вот ясные синие очи, и желание спасать мир пропадало напрочь.

Пентаграмма.

Шиповник, колючки которого похожи на мечи.

И… и остальные туда же придут. В этом я не сомневалась.

— Тогда… пошли, что ли? — Теттенике поглядела в окно.

— Пошли, — легко согласилась я. — Только ребят позвать надо… знаешь, а ты не видела, что с ними будет?