Я до сих пор жив, потому что им нужно Зерно, в реальности почти не имеющее ценности – кому понадобится дорога в холодный умирающий мир?

Вооружен враг, конечно же, хорошо: автоматические винтовки, гранаты, пистолеты, наверняка еще несколько неприятных сюрпризов. И это – против гаусс-пушек с небольшой дальностью выстрела…

Совесть боролась с инстинктом выживания.

Я мог бы бросить иномирцев, уйти, невидимым добраться до болот, найти Доктора и Картографа, если они где-то там, убедить их в необходимости отдать мне генератор, вернуться и надеяться на честность Канцлера.

И – второй путь. Принять бой.

Еще недавно я, не раздумывая особо, принял бы первый вариант.

Проклиная свою сентиментальность, отступил еще в сторону и полез на ближайшую березу. Ветки у нее росли почти горизонтально, вытягиваясь в сторону оврага. Американцы открыли пальбу.

Стреляли, что примечательно, не в «македонцев», а в стороны, целясь в меня. Предполагали, что я просто сбежал, отвлек внимание.

Я достиг третьей снизу ветки, уселся в развилке, удобно упершись спиной в ствол, и прицелился.

Чем хороши гаусс-винтовки – они почти бесшумны.

Стрелка не вычислишь по выстрелу. Это выручило нас с Пригоршней во время боя против орды, выручит и сейчас.

Палец мягко – крайней фалангой – надавил на спусковой крючок. Первой моей целью был Ганс. Предателя не жалко. Я выстрелил.

Ганс упал.

Натовцы занервничали, попрятались за деревья, стали озираться в поисках снайпера.

Второй выстрел – в ближайшего американца. Рука дрогнула, я попал ему в плечо, и он рухнул, вопя на весь лес.

Третий выстрел. Промазал. Четвертый – попал, еще один враг выведен из строя. Самое время поменять точку дислокации. Я спустился, обежал дерево между замершими натовцами и переместился им в тыл. После нескольких секунд затишья началась пальба: американцы стреляли по иномирцам, те пытались огрызаться в ответ – безуспешно.

Очень скоро они замерли на политой кровью траве, пронизанные пулями из нескольких винтовок.

Все кончено. Уходить? Или остаться и попробовать отомстить?

Американец, за спиной которого я стоял, медленно обернулся. Глаза его расширились: он меня увидел.

Я не успел отреагировать. Натовец вскинул винтовку и выстрелил, я рефлекторно перекатился. Пуля просвистела совсем рядом. Как известно, если ты пулю услышал – она не «твоя», не попали в тебя.

На звук выстрела обернулись остальные: в поле видимости было пятеро врагов.

Это что же, артефакт выдохся, перестал действовать?!

Прощайся с Зоной, Химик, и со всем, что тебе дорого: пришел конец. Я успел увидеть, как, будто в замедленной съемке, молодой натовец, прыщавый и белобрысый, снова давит на спусковой крючок. Дрогнул ствол винтовки, выплевывая пулю…

* * *

Я лежал на боку, сжимая гаусс-винтовку, в совершенно незнакомом лесу – редком, хилом, какой обычно растет на болоте. Кругом было тихо и почти темно, звенели комары, стонала выпь. Пахло сыростью.

Прямо передо мной горел костер, не разгоняя мрак, а только делая его гуще. Скрытый языками пламени некто смотрел на меня.

– Кто здесь? – спросил я на всякий случай.

– Я, – к моему удивлению ответил кто-то. – Опустите оружие.

– «Я» бывают разные, – проворчал я, и не думая менять позу. – Меня зовут Химик.

– Мы знакомы. Опусти оружие, оно меня нервирует.

– И не подумаю. Давай, нервный, представляйся.

– А я не назвался? – удивился невидимка. – Тебе нечего бояться – американцы остались далеко, а я для тебя не опасен. Меня зовут Картограф. Ты искал встречи? Не удивляйся, что все произошло так неожиданно и странно.

– Но как я здесь оказался?

– Я тебя перенес.

– То есть?

* * *

Почему-то я сразу поверил ему.

Рядом, подкидывая в огонь хворост, расположилась живая легенда Зоны. Веточка вспыхнула и высветила Картографа: бородка, волосы до плеч – темные, но с седыми прядями, – глубокие, будто смотрящие сквозь тебя глаза. Я поежился. Еще при первой встрече с Картографом я подумал, что он все обо всех знает. Не как манипуляторы-телепаты, не копаясь в голове, – просто знает.

– Зачем вы побеспокоили меня? Я ушел давно, и не хочу возвращаться.

Я пожал плечами: черт знает, что отвечать. Мое дело маленькое. Мне бы выжить и друзей вернуть. Заберу Искру и Мая в Зону. Из парня выйдет толковый сталкер, а Искра женит на себе Никиту – все польза, напарник перестанет Энджи вспоминать и за девками бегать. Потом у них родится много маленьких Пригоршень, они будут бегать за мной, звать «дядей Химиком» и клянчить пригоршню денег… Какая только чушь не лезет в голову!

– Никогда не думал, что вернусь, – повторил Картограф, – я крайне редко меняю свое решение. Ты – любимец Зоны, а значит, мне интересен. Расскажи, что стряслось. С чего вдруг я понадобился Небесному городу.

– Город падает, – сказал я, поднимаясь, – ему осталось три дня, уже – два! Канцлер…

– Этот псих все еще у власти? Ну-ну. Продолжай, но имей в виду: с каждой минутой мне все меньше хочется назад.

– Канцлер отправил нас за генератором…

Возникла мысль, что сейчас самое время перетянуть Картографа на свою сторону. Но тогда… Может быть, его земляки и не убьют, а вот меня – запросто. Значит, будем рассказывать правду, только правду и ничего, кроме правды, умолчим и о предположениях – что меня прикончат, получив генератор, и что друзья мои погибнут.

Набрав в легкие побольше воздуха, я приступил к вдумчивому рассказу – с самого начала, то есть, с того момента, как мы с Пригоршней нашли Зерно. Гибель Энджи, наше с Никитой путешествие в другой мир, холмы, Черный город, лес, нашествие диких… Он слушал, не перебивая. Я поведал о Столице, цивилизации телепатов, их предложении. Об установках климат-контроля, драке с дикими, похолодании и неверии людей. В общем, выложил все, как на духу, даже то, что Канцлер оставил Пригоршню в заложниках.

– Ясно, – пробормотал Картограф. – Давно подозревал, что не так страшна нечисть, как считают мои земляки. И не так хороши люди. Значит, у того мира еще есть надежда.

Он замолчал, глядя в костер и машинально вороша угли длинной веткой. Было очень тихо, как бывает только в Зоне. Тихо, темно, спокойно. Сверху на нас смотрел тысячеглазый зверь звездного неба.

– Генератор у меня есть, – наконец, сказал Картограф. – Исправный. Он должен помочь Небесному городу продержаться еще сколько-то лет. Но ледник наползает, и люди вымрут, как вымерли наши предки. Единственный шанс спастись – принять предложение нечисти. Химик, я знаю тебя лучше, чем ты сам. Попробую объяснить… Ты хочешь понять Зону? Осознать ее? Так вот, Зона возникла благодаря мне. Она взяла часть меня, моей души, моей жизненной энергии – называй, как нравится. Поэтому я знаю все, что здесь происходит. Но постепенно Зона обособилась. Так же дети, взрослея, все сильнее отдаляются от нас. У этого живого места появились свои симпатии, а потом – и своя личность. Свое осознание. И личность Зоны, заимствованная у меня и других людей, развивается, а симпатии остаются. Ты и Пригоршня – ее любимчики. Значит, я несу за вас ответственность, и мне не нравится, что Канцлер держит Никиту в плену.