Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мальтийский крест? – не понял Кутайсов.
– Да! – утвердительно ответил Павел. – Можете поздравить меня, господа. Вчера я получил патент. Мальтийский орден Святого Иоанна Иерусалимского награждает меня званием протектора.
– Но Мальтийский орден относится к католическому престолу, – несмело напомнил Ростопчин.
– Европу все больше охватывает мятежный дух безбожья, – сказал Павел. – Скоро он поглотит Италию. – Император выпрямился и заявил: – Я хочу сделать центром мировой религии Петербург. Престол понтифика необходимо перенести сюда. Для этого я велел начать проект нового собора святого Исаака. Так же я намерен построить мальтийскую капеллу, где будет возрождён дух рыцарства, дух служения Священному престолу и защиты его от посягательств.
– Но как же все это будет сочетаться? У нас же православная страна, – напомнил Архаров.
– А как в великой Византии сочеталась христианская религия, мусульманская и языческая? – ответил вопросом Павел. – Все религии утверждают, что Бог един, и учение его едино: о добре, о справедливости, о человеколюбии. Так не все ли равно, на каком языке к нему обращаться? Не все ли равно, в каком месте произносить молитву? Вера – она и есть – Вера. Не понимаете, господа? Хорошо! Представьте, вот я, государь огромной империи, отец тысячи народов. И вдруг те же башкиры решат, что обращение ко мне надо составлять на башкирском языке, а поволжские татары решат, что на татарском. И вот из-за этого разногласия они пойдут друг на друга войной, да ещё назовут её священной. Ну, разве не глупость, господа? Пора религию объединять, а не делать.
Все стояли мрачные. На лицах читалось полное непонимание. Павел обвёл сановников испытывающим взглядом.
– А ещё я написал Папе Римскому просьбу воссоздать вновь орден иезуитов. Коль не найдётся применение ему в Европе, я переведу орден в Россию. Иезуиты известны своим стремлением к просветительству. Рыцарство! Надо возродить святое рыцарство и направить его против якобинства и масонства.
Павел тяжело выдохнул:
– Идите, господа. Занимайтесь своими обязанностями.
Сановники покинули зал. Остались я и Аракчеев.
– Прикажите начать снос летнего дворца Елизаветы Петровны, – приказал Павел.
– Будет исполнено, – ответил Аракчеев.
– Разрешите обратиться? – попросил я.
Павел удивлённо взглянул на меня:
– Обращайтесь, – разрешил он.
– Будучи возле летнего дворца, имел разговор с женщиной, переодетой в мужское платье. Назвалась она Андреем Фёдоровичем.
– И что? – не понял Павел, начиная приходить в раздражение.
– Это жена полковника Петрова. Ксения из блаженных, – пояснил Аракчеев.
– Ксения, – начал припоминать Павел. – Архаров что-то докладывал о некой блаженной…
– На Смоленском кладбище возводили храм, – сказал Аракчеев. – Эта Ксения тайком, ночью поднимала кирпичи на подмостья каменщикам. За ночь столько переносила – не каждому грузчику под силу. Никто не видел, как она кирпичи таскает. Сначала подумали, что это промысел божий. Но сторож её заметил как-то ночью и хотел прогнать. А она ему и говорит: – Не тронь меня. Не видишь, не сама я ношу, а ангелы мне помогают. Он ей: – Дура, надорвёшься. Ксения отвечает: – Тело надорвётся, а душа крепчает.
– Но к чему это все? – прервал его Павел. – Вспомнил я. Архаров ещё докладывал, что она пророчествами людей одаривает. Так с меня одного Авеля хватает. Что она вам сказала, Добров?
– Просила передать, чтобы вы замок не строили, а только храм в честь архангела Михаила.
– Ну, вот ещё! – гневно выкрикнул Павел. – Какая-то нищая бродяжка императору требования выставляет. Я – царь! Я возведён Богом на престол! Я стою выше патриарха! А тут какая-то юродивая…
Вдруг лицо его перекосило. Он рухнул на колени. Хватаясь за виски. Из носа полилась кровь.
– Лекаря! – гаркнул Аракчеев.
Мы бросились к императору и старались его удержать. Он бился в конвульсиях, хрипел и плевался кровавой пеной. Нас сменили лекари.
* * *
Аракчеев устало опустился в кресло. Вынул из ящика стола конверты и протянул их мне.
– Простите, Добров, но я вынужден перехватывать вашу корреспонденцию после вашей встречи с князем Яшвилем.
Я взял письма. Верхний конверт был из Риги от Софьи. Сердце часто забилось.
– Добров, письмо от своей возлюбленной вы сможете прочесть дома, – отрезвил меня Аракчеев.
Второй конверт оказался без обратного адреса. В нем оказалось приглашение на торжественный вечер в Аничков дворец. Что за торжество будет проходить – ничего не говорилось. Я показал билет Аракчееву.
– Приглашение в Кабинет его императорского величества? – Он даже присвистнул от удивления. – Вы растёте на глазах, Добров.
– Но тут не объяснено, на какой вечер, и кто меня пригласил.
– В этот день, под видом торжества, соберётся масонская ложа. Слышали о масонах, Добров?
– Слышал, – подтвердил я, вспомнив, что многие мои друзья с гордостью рассказывали мне, как они стали кандидатами. Мне они сочувствовали, объясняя, что я смогу приобщиться к масонству только после двадцати одного года. Именно этот возраст считался у них зрелым.
– Вам уже предлагали?
– Мне ещё только шестнадцать.
– Ага! Этого я не учёл. Хочу вам сказать: эти розенкрейцеры или иная дрянь орут на всех углах о всеобщей любви, братстве и прочей чуши. На самом деле все это – блажь.
Детские игры взрослых дуралеев.
– Тогда зачем все эти тайны?
– Под видом масонского братства в Россию лезет всякая сволочь. Простаков, возложивших на себя почётное звание вольного каменщика, используют, как им вздумается.
– А вы?
– Я? – Аракчеев усмехнулся. – И меня вербовали. Только я сразу понял, что это за болото. Двое моих ординарцев ходят в адептах. Чем они занимаются, знаешь? Докладывают хозяевам о каждом моем шаге. Читают мою переписку.
– Так они и обо мне докладывают?
– Они докладывают только то, что я хочу. Не переживайте, – успокоил меня Аракчеев. – Я для них уже подготовил должности в сибирских гарнизонах. А вы, Добров, отправляйтесь в Аничков. На этот раз соглашайтесь на все. Но учтите – игра становится опасной. Будьте всегда при оружии. Мало ли что…
* * *
Окна Аничкова дворца сияли от сотен свечей. Звуки оркестра разливались по залам. Подъезжали дорогие кареты с гербами на дверцах. Важные лакеи встречали гостей.
– Вы приглашены? – строго спросил лакей в красной ливрее с золотыми пуговицами. Он с подозрением осмотрел мой мундир. Я подал ему карточку. Он, едва взглянув, тут же открыл передо мной массивную дубовую дверь. И музыка окружила меня. Передав другому лакею плащ и шляпу, по широкой мраморной лестнице я поднялся на звуки оркестра. В просторном зале пары кружились в вальсе,