Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут я увидела подруг в коридоре… Видимо, я попала в больницу и, судя по их судорожным рыданиям, уже умерла. Люди в таких случаях ощущают чувство вины, а мне же было просто любопытно, о чем они говорят.
Чем ближе я подбиралась к девушкам, тем острее ощущала свое приближение к своей телесной оболочке. Она жалобно звала меня и молила дать ей еще шанс. И хоть воспоминания были смутными, едва различимыми (я совершенно не помнила события после выхода из кабинета Роберта), мне не хотелось снова испытывать такую гамму негативных чувств.
– Прости меня… Прости… Прости… – шептала себе под нос Вероника, глядя куда-то в стену с белым и распухшим от слез лицом. Сперва я подумала, что она обращается ко мне или, на крайний случай, к себе, но затем девушка резко упала на колени и повернулась к отрешенной от внешнего мира Тане, схвативши ее руки и принявшись отчаянно их теребить. Последняя же смотрела перед собой с таким лицом, будто весь мир ее рухнул в одночасье, словно она поняла смысл мироздания, но поздно, словно конец света уже нагрянул и осталась всего минута до полного уничтожения всего ей дорогого. Она выглядела… мертвой. – Я ведь не знала! Он казался мне идеальным мужчиной и просто хотел помочь…
– Что ты вообще несешь, идиотка? Дура! Эта больница находится рядом с корпорацией. В эту больницу привезли ее больного отца! – отозвалась более живая Фаина на отчаянную мольбу Вероники таким полным ненависти голосом, словно подруга убила человека, не меньше. – Таня бы вовремя привезла Полину. Откуда взялся вообще этот Артем? Какого хрена вы там делали?! Блядь, Вероника, ты хоть осознаешь, что натворила?!
Вероника немного оживилась и, словно проглотив тяжелый ком во рту, глядя на Таню, начала рассказывать свою историю, будто ее слова могут изменить отношении "ходячего мертвеца" к ней:
– Артем зачем-то повел меня в "Желток". Затем ему кто-то позвонил, и он с торжествующей улыбкой усадил меня в машину, попросил сказать на вахте корпорации, что я Таня. Ну, когда мы подъедем к входу…
– То есть тебя совсем ничего не смутило, когда швейцар вынес Полину на улицу?! Она что, каждый день в обмороках валяется?! Вот ты… – слишком громко воскликнула Фаина и, скрывая непрошеную слезу, отвернулась.
– Напрягло! Да и швейцара тоже, так как голос не похож был на Танин… Но когда Артем вышел из машины, то мужчина тут же испугался и отдал нам… тело… Полины. По-моему, он ему денег дал, но точно не скажу, – на ее глазах проступили слезы, и она истерично прошептала, вцепившись в колени Тани мертвой хваткой. – Боже, но я же не знала, что он собирается сделать с ней что-то плохое. Я же не думала…
– Ты не была с ним рядом, когда он переложил ее тело в другую машину на обочине трассы на водительское сидение? – услышала я холодный голос Роберта, внезапно возникшего у меня за спиной. Девушка тут же испуганно потупилась и с расширенными от страха глазами начала отползать по полу к выкрашенной в белый цвет стене, словно какая-то неуравновешенная девица, застигнутая врасплох во время преступления и понимающая, что уже бежать некуда, да и бессмысленно. – Я уверен, он пообещал тебе долгую и счастливую жизнь взамен на алиби. Что же, Вероника… Если ты равнодушно позволила устроить тело подруги в машине с ведущей в салон газовой трубкой, то я равнодушно обеспечу тебе вечное существование в одиночной камере без права на свидания! – с каждым словом голос мужчины звучал все жестче и метким хлыстом ударял по телу девушки, заставляя ее трястись, как карманную собачку чихуахуа. Она отчаянно отрицательно мотала головой, пытаясь возыметь хоть какое-то действие на решение Шаворского, но он был неумолим: – О, и если ты надеешься получить справку о невменяемости и переехать в сумасшедший дом, то, поверь, я до конца своих дней буду каждый день контролировать, чтобы этого не произошло. И уж тем более твой папочка, капитан дальнего плавания, тебе не поможет. Он не сможет со мной тягаться! Если, конечно, еще от тебя не отрекся после позора, что ты обрушила на его репутацию… Твои родители уже в курсе всего.
Дальше произошло самое странное, заставившее поморщиться даже бестелесное существо вроде меня: девушка встала на четвереньки и быстро подползла к Роберту, вцепившись в его ноги, как клещ в жертву, отчаянно моля с маниакальной решимостью:
– Прошу Вас! Сжальтесь надо мной… Я оступилась… Поступила неправильно… Но всего один раз! Я просто хотела достойную обеспеченную семью, да и не знала я, что она на бомбе сидит… Полина… Она ведь жива! И в чем моя вина?!
Эти слова показались мне настолько неискренними, что я невольно начала подозревать девушку в каком-то заговоре против Шаворского. Естественно, что инициатива и "правильное" влияние исходили от Артема, но Вероника сама свое решение приняла, и чистый разум, без примеси каких-либо эмоций, понимал, что такой исход событий Вероника заслужила.
– Хм… Видимо, я не все знаю… – удивленно протянул Роберт, а затем посмотрел в сторону рослого мужчины в черном. Тот тут же подошел к Веронике и, подняв на ноги ее оцепеневшее тело, повел в сторону выхода. Я перевела взгляд на моих подруг: Фаина заметно побледнела и окунулась в свой внутренний мир, а вот Таня немного ожила и вопросительно смотрела на Роберта, всем нутром спрашивая его о чем-то. – Нет, она не была беременна. Задержка спровоцирована нарушением гормонального фона в связи со стрессовой ситуацией.
Таня немного смутилась и растерянно переводила взгляд с Роберта на палату напротив, прежде чем искренне сказать:
– Спасибо. Она ведь могла…
– Она не могла умереть! – жестко отрезал мужчина и развернулся, чтобы зайти в нужную дверь, только приоткрыв ее, немного застопорился и, развернувшись, немного растерянно и устало сказал: – Я не просчитал ее физическое истощение, и поэтому ситуация кажется опаснее некуда. Но… Ее бы никто не обидел и теперь не обидит. Я не позволю.
Таня коротко кивнула, и мужчина наконец шагнул в палату, плотно захлопнув за собой двери. Тело, воспользовавшись моим увлечением земным разговором, дало какое-то ускорение, и через секунду я уже оказалась внутри комнаты, рядом со своим бездыханным телом, подключенным к куче неизвестных мне устройств.
И прежде чем я успела что-то осознать, взрослый мужчина Роберт Шаворский рухнул на колени перед кроватью, где лежало мое обездвиженное тело.
Его рука крепко сжала свободное от катетеров запястье, и по моему телу прошел теплый импульс, словно удар молнии, затягивающий обратно.
– Прости меня, мышка, кажется, я окончательно облажался…
Надломленный голос мужчины с легкой хрипотцой больше напоминал расстроенную гитару, а я с изумлением поняла, что физически ощущаю его прикосновения, что казалось… невозможным. Было поистине интересно, что он скажет, так как полный отчаянья взгляд мужчины будоражил душу и ритм сердца на приборе около кушетки значительно ускорился. Роберт тоже не оставил этот факт без внимания и, растерянно подняв на белую панель взгляд, удивленно протараторил:
– Не понимаю… Ты меня слышишь, мышка? – Шаворский сжал мою руку сильнее, когда пульс снова совершил скачок и быстро пришел в обычный ритм. На его губах появилась какая-то детская улыбка, смешанная с долькой неописуемой горечи. – Слышишь… Ты никогда не простишь меня, верно? Это было бы глупо с твоей стороны.