– Сбежала?! Он ее не убил? Но Таня говорила…. – слишком поспешно, на эмоциях выпалила я и тут же смутилась, покрываясь румянцем с ног до головы, но, кажется, Роберт не обратил внимания на мою полнейшую бестактность, задумчиво разглядывая пустое пространство. Мой изучающий взгляд, блуждающий по отремонтированной палате, упал на окровавленную стену, и сердцебиение вновь ускорилось. – Я не могу вспомнить… Откуда эта кровь? Ты ранен? Твоя рука… Боже!

Мужчина удивленно покосился сначала на меня, потом на стену, а затем и на руку, только после этого, отрицательно замотав головой, сказал:

– Ничего особенного… Царапина, пустяк, – Шаворский как-то слишком активно замотал головой, мимолетом покосившись на окровавленный пиджак и тут же, нахмурив брови, схватил меня за свободное запястье, прежде чем произнести слова, которые разрушат впоследствии все, даже мимолетные надежды на обретение семьи: – Так вот, мне не понять, как такая умная девушка, как ты, могла повестись на такой развод чистой воды. Не в больнице будет сказано, но этот Роман Усачев – величайший актер, у которого еще нет "Оскара"! – усмехнувшись своим последним словам, мужчина тревожно посмотрел на меня, переживая, как данные слова повлияют на самочувствие больной, но пока я не услышала никаких аргументов и верить в абсурдное предположение не собиралась, поэтому, равнодушно дослушав его пустые слова, с большим волнением посматривала на промокший от крови пиджак. "Ему бы рану пойти зашить, а он мне рассказывает какую-то ерунду…" – озабоченно прокомментировал ситуацию внутренний голос. – Не веришь… Хорошо. Как, по-твоему, этот Усачев нашел тебя, если ты живешь на съемной квартире с подругами?

– Он сказал, что сейчас базу данных жильцов найти в Интернете очень просто, – уверенно заявила я, вспоминая, как Таня баловалась, разыскивая свой адрес через поисковик – и нашла! – Он меня и раньше искал, а газета, где мы с тобой в "РемНуаре", помогла…

– Нет, Полиночка… В газете ты выглядишь так, что тебя Я не с первого раза узнал – именно этого я и добивался тогда, чтобы пресса потом не доставала! И ты же не прописана в квартире подруги, а проживаешь даже без временной регистрации. Значит, поиск через Интернет отпадает сразу. А знаешь, как он тебя нашел на самом деле? – Шаворский выдержал недолгую паузу, вопросительно приподняв бровь, а затем ответил: – Роман Усачев приходил устраиваться охранником пятого корпуса главного офиса корпорации в день твоего собеседования, но, увы, не подошел из-за судимости – был трудовиком в школе и изнасиловал одну четырнадцатилетнюю девочку, которую якобы очень любил. Кстати, это дело кто-то замял, и даже я с трудом до него докопался. Сведения о судимости есть, а за что судили – прочерк. Это первое, что заставило меня насторожиться. Не знаю, как так получилось, но твое личное дело ему вернули вместо его собственного… Иногда мне кажется, что вокруг меня работают одни недоразвитые идиоты! Короче, это обнаружилось сегодня, когда в отделе кадров просматривали твои документы и наткнулись на бумаги Усачева вместо твоих. Меня просили уточнить для грядущего суда, он давал тебе какие-то фото? У тебя была в папке пара образцов для устройства на работу, и мой адвокат говорит, что для достоверности родства он мог сделать какой-то фотошоп…

Все это мужчина говорил спокойно и размеренно, словно не было в этих словах ничего странного и информация была вполне себе приемлемая. Видимо, заразившись от него умиротворенностью, я не устроила скандал, а молча слушала, не понимая, как на это реагировать. Ведь если одна моя часть злобно кричала: "Я же говорила! Я же предупреждала!", то вторая отрицательно мотала головой и срывалась на истерику.

Закрыв глаза, я принялась вспоминать роковое фото, подаренное мне Романом, которое так и не попросила проверить Таню на подлинность. Голова вдруг болезненно закружилась от обрушившейся на меня информации, но в тот же момент я была безумно благодарна Роберту, что он наконец сказал мне правду, а не отмалчивался с холодным пустым взглядом.

– Я хочу увидеть его, посмотреть в глаза… Где он? – хрипло прошептала я и, увидев, как мужчина недовольно насупился, поняла, что сейчас это наихудший вариант в моем положении, так что решила задать напрашивающийся сам собой вопрос в этой ситуации: – Зачем ему это?.. Он не просил денег. Ничего не хотел. Ему было нужно только общение. К тому же Роман собирался передать мне какую-то шкатулку матери в тот день, когда…

Голос предательски дрогнул, не давая закончить предложение полностью. Роберт крепче сжал мою руку и тихо прошептал:

– Он проживает с медсестричкой из этой больницы. Пока ты… спала, я решил проверить одну теорию и дал Тане деньги для Романа, якобы от тебя, на лечение. Очень крупную сумму, Полина. Очень. А знаешь, как я узнал точную стоимость его "лечения"? Мне сообщила темноволосая, молодая, не больше двадцати лет, медсестра, которая реанимировала его в "Желтке" и привезла в нужную им обоим больницу. Ситуация в баре – чистой воды отрепетированный фарс для юной доверчивой девочки… Как думаешь, где сейчас Усачев, медсестричка и деньги? – мужчина снова замер, но только для того, чтобы недовольно посмотреть на чрезмерно сильно пикающий белый монитор и, закатив глаза, сказать: – Блядь, я идиот…. Ты только что чуть не умерла из-за стресса, а я тебе рассказываю про эту крысу…

– Прошу тебя, скажи мне все… – едва сдерживая слезы, прошептала я, отчетливо понимая, что голова вновь начинает кружиться и лучше бы мне помолчать, но любопытство было сильнее. – Пластырь нужно отрывать сразу, а не по частям. Спасибо, что сейчас честен со мной до конца.

– Он в аэропорту и пытается купить билет на Гавайи себе и своей "малышке" в желтых шортах, синей рубашке и с очень даже приподнятым настроением. Номер телефона уже сменил, и, судя по тому, с каким умением он проделал все махинации с тобой, мне кажется, что это их не первый развод на бабки, так как три месяца назад они только прилетели из Тайваня, а ведь до этого оба не работали достаточно долго. Естественно, улететь ему никто не даст, я позаботился. Ему еще хотят повесить дело этой медсестры, так как он живет с ней пять лет, и сама понимаешь, за это у нас наказывают строго… Но это уже не наши проблемы, – извиняющимся голосом выдал мужчина на одном дыхании, продолжая следить за тем, как показатели сердечного ритма на мониторе скачут. Роберт задумчиво перевел взгляд на окно, а затем вдруг развернулся ко мне со словами: – Пусть тогда сердцебиение будет от чего-то приятного.

И тут губы мужчины внезапно накрыли мои. И, бог мой, не верится, что я употреблю эти слова в отношении Роберта Шаворского, но он был… нежным и чувственным. Словно боялся повредить тонкие лепестки только что расцветшей розы, аккуратно изучая каждый изгиб своим требовательным и пронырливым языком.

Разум молил меня остановиться, ведь мужчина, что называется, подвел меня под монастырь, но тело… Боже, как же оно ликовало и торжествовало, распространяя эндорфины по всему организму со скоростью света, вмиг делая меня в миллионы раз счастливее! Его поцелуй был ярким доказательством участия, печатью, подтверждающей его слова, услышанные мною во сне, на бумаге… в моем сердце… Было так хорошо и в то же время горько…

– Роберт… – немного отстранившись, прошептала я мужчине прямо в губы, стараясь, чтобы мой вопрос звучал ровно и небрежно, – ты будешь открываться мне только тогда, когда кто-то из нас окажется на грани жизни и смерти?