Часто не знаешь, смеяться или плакать от положения дел, царящего в политических сферах современной России – как никогда ухудшившегося. Этот произвол и самоуправство, причем ни к чему не ведущие, и это отсутствие ясных последствий делают их только страшнее.

IX. Летняя ночь на Сухоне. Новая остановка. Влажные земли. На северорусской равнине

Вечером маленький пароходик отчаливает от Вологодской пристани. Было пасмурно, но вот с запада край неба начинает проясняться. Солнце еще некоторое время скрыто маской облаков, но подсвечивает их изнутри, как будто на сизо-голубую скатерть опрокинули кубок золотого вина. На этом великолепном фоне выделяются башни и шпили города – ни один театральный декоратор не придумал бы более впечатляющей картины.

Не так-то легко понять, куда ведет нас река. Она извивается вдоль равнинных лугов, как змея, и можно разглядеть ее впереди только до следующего поворота, на пару сотен локтей, реже на полкилометра. Перед нами бегут два таких же речных парохода. Кажется, что они плывут, скользя ровно по кромке воды, «в ватерпасе»; совершенно незаметно, как они рассекают водную гладь. Вот они уже за нами, то вдруг мы их видим с правой стороны, то с левого борта. Все это приобрело вид импровизированной парусной регаты, порой, как уже было сказано, непонятно куда ведущей. Лишь по прошествии некоторого времени приходишь к осознанию того, что основной курс верный – на восток. Город превращается в маленькую точку на западе, почти пропадая из поля зрения. Взгляд возвращается к этой точке, чтобы не потерять ориентацию. И чтобы порадоваться. Солнце, прорываясь за краями облаков, расцвечивает красным золотом купола и шпили. Но вот все, и солнце, и город, медленно исчезает за горизонтом.

* * *

Мы спокойно, с ровной скоростью, плывем вниз по реке. Стало холодно. Хочется укутаться во все, что есть с собой из одежды. Но тем не менее хочется как можно дольше оставаться на палубе – посреди летней ночи, когда все так ясно и четко открывается взору, почти как при свете дня. При этом смотреть пока особенно не на что. Версту за верстой по обеим сторонам тянутся однообразные болотистые низменности без населенных пунктов. Вдоль берега то тут, то там привязаны плоты из бревен. Поодаль у огня сидят сплавщики леса. На одном из плотов они часто строят себе возвышающуюся над плотом очень маленькую хижину из коротких бревен, напоминающую по размеру будку для крупной собаки. В другом месте под ивами двое рыбаков отдыхают в своем маленьком суденышке. Редко-редко от берега отчаливает лодка и поднимает горящую лучину – знак того, что пароход должен остановиться и взять на борт пассажира. Живописно не столько путешествие, сколько особое его настроение, именно то, которым так необходимо проникнуться, когда впервые приезжаешь в новые края.

Временами мы проплываем мимо маленького буксирного парохода, тянущего на тросе громоздкие суда вверх или вниз по реке. С капитанского мостика развевается флаг, помечающий ту сторону фарватера Пароходы охотно используют возможность нарушить тишину дружным и громким гудком. Хотя нельзя сказать, что всю дорогу было тихо

На землях вдоль берегов реки стоит вода: был большой паводок, а постоянные дожди до сих пор поддерживали высокий уровень воды. Глубокая река Вологда вытекает из Сухоны, самого западного из крупных рукавов Двины. Вода скопилась на болотах и лугах в виде крупных озер. Только одинокие кусты поднимаются над ровными и тихими просторами.

Забрезжило утро. На северо-востоке начало светать. Берега широкой реки стали меняться. Вдоль воды тянется полоска влажного зеленого луга, но за ним, на недосягаемом для весеннего паводка возвышении, начинается лес. Вид очень красив, но однообразен и местами печален.

И даже на восходе солнца не слышно пения птиц, так странно, что все мертвенно-тихо вокруг. Здесь не просто прохладно, а буквально мороз, от которого зуб на зуб не попадает. Наверное, то же самое испытывают этим утром и бедные пичужки, поэтому не стоит на них сердиться – однако, должно быть, и в жаркие летние дни северные леса кажутся не менее пустынными и тихими по сравнению с природой южных краев, наполненной пением и звуками. Только вблизи человеческого жилья селятся ласточки и и наполняют воздух веселым щебетом.

* * *

Природа начала свой день, только люди еще спят. Перед нами Шуйское – небольшое пятнышко на карте, которому суждено стать моим пристанищем на некоторое время. По обоим берегам стоят длинные ряды крепких просторных бревенчатых домов, с выкрашенными в белый цвет ставнями окон, выходящих на реку, с дощатыми крышами, многие – с нависающими чердаками под самой крышей. Стены некоторых домов даже отделаны просмоленными панелями, иногда выкрашенными с парадной стороны красной или желтой краской. Две большие, статные белокаменные церкви с зелеными куполами и высокими стройными крестами стоят в окружении красивых берез и сверкающих белизной стен кладбища; они отражаются в голубой реке прямо напротив друг друга. Место выглядит очень радушным.

Постоялого двора в городишке нет, зато на почтовой станции есть очень приличные комнаты для проезжающих. На стук выходит приветливая хозяйка и провожает меня в маленькую комнатку. С собой она приносит пару подушек, но их, ввиду определенных причин (оживленно в подушках копошащихся), мы предпочитаем оставить на полу – их легко заменит свернутое пальто; я достаю плед и вскоре, усталый, задремываю, растянувшись на лавке. Но мой сон был непродолжительным. Озноб после путешествия на пароходе так и не прошел, и где-то через час я проснулся, дрожа и стуча зубами. Не зная никакого другого средства, я выпил с утра щедрую порцию коньяка – он хоть немного помог. Вот какая погода была первого июля. Потом она исправилась, так что на холод уже не приходилось жаловаться.

* * *

После разговора с так называемым «земским начальником», высшим представителем власти в Шуйском, который является правительственным контролером и частично выполняет функции апелляционной инстанции по делам, затрагивающим провинциальные города, я решил не съезжать с номера на станции. Обычно здесь в моем распоряжении находятся не только две гостевые комнаты, но и, при желании, весь дом.

Проезжающие редко здесь появляются, а хозяйка и ее старушка-мать всегда рады поговорить по душам на кухне или в горнице. Вовсе не стоит винить мою добрую хозяйку за то, что она заламывает непомерную цену. Она очень умна; много лет она служила в Петербурге, в какой-то момент даже в доме одного обрусевшего датчанина, так что она обучена тонкостям ведения хозяйства и обладает манерами и вкусом. Но ей не так-то просто обеспечить гостям хороший стол в это время года. Те немногие фрукты и овощи, что растут здесь, еще не подоспели. Ягод ждать еще долго. Ни одной картофелины с прошлого урожая уже не осталось. Поэтому главенствующие представители северной флоры на столе – это хлеб и крупа, порой также зеленый лук и горстка грибов, в основном сыроежек. Подать на стол мясо хотя бы раз в неделю считается за праздник; качество его, конечно же, оставляет желать лучшего. Курица, которую нам недавно посчастливилось раздобыть, оказалась такой жесткой, что стоило неимоверных усилий ее разрезать; так что я сдался на половине, зато на следующий день сидел голодный. Иногда, по воле стихии, из-за подъема воды в реке становится туго даже с рыбой. В один день может повезти, и ты поймаешь шести- или семидециметрового леща, но рыбаки также не брезгуют и маленькими рыбешками, которые из-за костлявости у нас на родине и за товар-то не считаются.