Характерное для этих краев крестьянское жилище отличается от того, к чему мы привыкли. Судя по возрасту бревен, новый тип изб распространился еще несколько поколений назад. Крыши до сих пор соломенные, но кроют их с большим умом – верхние стропила удерживают плотный слой соломы внутри; этим здешние избы выгодно отличаются от южных, где солома никак не закреплена и дом оттого выглядит как неаккуратная копна сена. Иногда солому заменяют досками, но форма крыши при этом остается прежней: коньковый брус короче боковых досок, так что крыша нависает не с двух, а со всех четырех сторон. В самом доме два этажа. Первый этаж низкий, без окон – там зимует мелкий рогатый скот и хранятся запасы. Раньше в холодное зимнее время домочадцы тоже перебирались в нижнюю часть избы, которая лучше прогревалась благодаря теплу от тел людей и животных. Верхний этаж, с просторными комнатами, окнами и более уютно обставленный, использовался летом. Рассказывают, что раньше рядом с основной избой устраивали отдельное зимнее жилище наподобие землянок, упоминаемых в исландских сагах, но сейчас мне такого не довелось увидеть.

Отдельное зимнее помещение было необходимо ранее, когда даже при наличии крепкой избы система печного отопления была плохой. До сих пор, гуляя по Шуйскому, можно увидеть большие дома, где топят по старинке, так называемые «черные избы». В таком доме стоит обычная русская печь, но дым выходит через то же отверстие, в которое закладывают дрова, а затем большая его часть утекает через чердачную вьюшку наружу, причем труба нередко сделана из дерева. Разумеется, дом прогревается не полностью и от холода защищен мало. Сейчас такой тип отопления начал исчезать, повсюду стремятся построить «белые избы», где печь не коптит: она большая и сложена из кирпича по всем правилам, в ней хорошая система дымоотвода с каменной трубой. К главной избе примыкает большинство дворовых построек, составляя звенья единого большого дома, но маленькие сарайчики часто строятся отдельно, и амбар, в котором сушат зерно, всегда стоит несколько поодаль.

В небольших административных центрах также распространены традиционные крестьянские избы. Здесь первый этаж может служить как погреб, лабаз или даже как небольшой жилой отсек. Семья размещается на втором этаже, на который ведет отдельная боковая лестница снаружи дома. Пространство дома расширяется за счет удлинения конькового бруса с одной из сторон – таким образом под крышей образуется дополнительный выступ, который используется как чердачное помещение. Дома зажиточных поселян украшены резьбой и маленькими балкончиками; недавно стало популярным обшивать стены снаружи досками и красить их в яркие цвета.

В целом искусство деревянного строительства на Севере развито высоко. То же самое можно сказать и об архитектуре деревянных церквей, приобретшей в некоторых областях очень оригинальные формы. Там, где я живу, старинных деревянных церквей, к сожалению, совсем не осталось; чтобы на них посмотреть, необходимо отправиться дальше на север. Им на смену пришли каменные храмы, которые привлекают размером, высокими и светлыми внутренними сводами и (во всяком случае, в Шуйском) великолепным убранством. На их облике, несомненно, отразились более поздние архитектурные веяния, но профессионалы утверждают, что эти храмы возводились по образцу традиционных для этих мест деревянных церквей. Если отталкиваться от моих мимолетных впечатлений, каменные храмы севера отличает от южных церквей ощущение внутреннего простора, воздуха и света.

Своеобразие местных храмов заключается также в том, что они состоят из двух отделений – зимнего и летнего. Первый этаж образует отдельное церковное помещение, низкое, защищенное от сквозняков и отапливаемое, – это зимний храм. Но над ним возвышается высокий и светлый летний храм – на пожертвования благочестивых прихожан в нем было создано такое дивное убранство, которое если не по роскоши, то по красоте может соперничать с интерьером многих столичных соборов.

XI. (Последнее письмо – окончание)

Как уже было сказано, дома здесь достаточно высокие. Бревна уложены аккуратно и тщательно законопачены мхом или даже пенькой. Но что касается самого способа строительства, то в глаза порой бросаются серьезные недостатки. Даже в тех областях, где нетрудно раздобыть булыжники или кирпич для фундамента, бревна до сих пор укладывают прямо на землю. Из-за этого почти все старые дома перекошены на сторону. Разумеется, нижние бревна гниют и их необходимо часто менять, чтобы дом не провалился окончательно, – а это работа не из легких. Через определенные промежутки времени дом приходится полностью перестраивать – изба простояла бы в два, даже три раза дольше, имей она хоть самый примитивный фундамент.

Таков еще один пример культурных контрастов, о которых я писал ранее. Эти яркие контрасты не обязательно распределены по разным областям – они сосуществуют рядом, как и в жизни отдельного человека.

Пойдем, например, на реку. Большая часть населения Шуйского – рыбаки, это их исконный промысел. Но тот же самый человек, который живет в уютном и относительно современном доме на берегу, по воде до сих пор передвигается на лодке, выдолбленной из цельного ствола дерева, как в древние времена. На ней он совершает многокилометровые поездки вниз по Сухоне, чтобы ловить рыбу ближе к Двине, или вверх по течению, к крупным озерам к северу от Вологды. На реке повсюду можно легко и безопасно причалить к берегу, поэтому удивление вызывает вовсе не размер суденышка, а его древняя, устаревшая конструкция.

Нужно признать, что данный тип лодок развит высоко. Местным жителям известны также лодки, сделанные из склепанных вместе досок, как норвежские, и они служат для определенных целей; но для своего исконного промысла рыбаки предпочитают использовать челны старого типа. Тонко выдолбленные стенки и днище челна размягчаются с помощью пара и растягиваются в средней части. Затем к ним с помощью бересты плотно приматывается шпангоут, как на кораблях викингов. Высота лодки увеличивается за счет приклепанных к средней части бортов. Штевни делаются из остро заточенных стволов. Таким образом, лодка получается легкой и устойчивой, с малой осадкой и хорошей плавучестью.

Но если еще можно понять, почему до сих пор в ходу старая модель лодок, то невозможно сказать то же самое о рыболовных снастях. Они настолько устаревшие и примитивные, что, будь я рыбой, я бы на них ни за что не клюнул! А ведь именно с помощью этих снастей местное население добывает существенную часть своего пропитания.

Вот еще один жизненный пример неразрешимого противоречия: добрый старик Степан, сторож при большом современном храме, до сих пор бродит по окрестностям, собирая по домам добрых людей свое недельное пропитание в виде ломтей хлеба и кусков пирога.

Подобные несоответствия встречаются и в духовной жизни этих людей. Если послушать простого местного жителя, который не провел на заработках в столице и двух лет, то поражаешься устаревшим чертам его речи, причем совершенно непонятно, как они вообще возможны, ведь в других частях России они стерлись из языка столетия назад. Зато древние, полуязыческие обычаи, распространенные в остальных краях страны, – теперь они привязаны к церковным праздникам, – на Севере практически изжиты. Нет сомнения в том, что они существовали здесь раньше – и тем не менее праздник Ивана Купалы, например, проходит настолько спокойно и размеренно – почти незаметно, без следа древних обрядов, – что кажется, что ты находишься среди жителей столицы, пресыщенных всякого рода развлечениями.