class="p1">Ставка на великого князя Николая Николаевича продолжала делаться заговорщиками и после его отстранения от должности. В народе и среди солдат постоянно распространялся слух о «незаслуженно обиженном великом князе», который один болеет за судьбы России. Сам Николай Николаевич, который не забыл царю отстранение от командования, не только не противодействовал этим слухам, но, наоборот, всячески им содействовал. Все чаще от него слышали скрытые угрозы царствующей чете. Причем главной мишенью великий князь, следуя методам думской оппозиции, выбирал императрицу: «Ведь странно, что все, даже социалисты, его (т. е. Государя — П. М.) лично любят. Они мне сами говорили, что у него чудное сердце, прекрасная душа, он умный, симпатичный, но! Ее терпеть больше не могут. Она его погубит однозначно. Боюсь, чтоб с ней плохо не обошлись»[529].

Нападки на императрицу преследовали совершенно конкретную цель: не затрагивая напрямую царского имени, очернять его путем клеветы на людей, близких или преданных Николаю II.

Эта клевета подхватывалась не только левыми и либеральными депутатами из Государственной Думы, но и генерал-адъютантами и даже великими князьями, в том числе и великим князем Николаем Николаевичем. Все с восторгом повторяли «героический» ответ Николая Николаевича Распутину, просившему разрешения приехать в Ставку: «Приезжай — повешу», но никому в голову не приходила мысль, а была ли такая просьба со стороны Распутина, и отвечал ли в действительности на неё великий князь? Но русскому обществу это было не интересно: оно хотело верить в эти легенды, как хотел в них верить великий князь Николай Николаевич, как хотел в них верить генерал Алексеев, генерал Рузский и другие. Спиридович приводит слова одного предводителя дворянства, камергера и монархиста: «Идём к развязке, все порицают Государя. Люди, носящие придворные мундиры, призывают к революции. Правительства нет. Голицын — красивая руина. Протопопов — паяц. Императрицу ненавидят, как сторонницу Германии. Я лично знаю, что это вздор, неправда, клевета, я-то этому не верю, а все верят! Чем проще член Думы по своему социальному положению, тем больше в это верит… Все, раз навсегда, решили и поверили, что Она «немка» и стоит за Германию. Кто пустил эту клевету, не знаю. Но ей верят. С Царицы антипатия переносится на Государя. Его перестали любить. Его уже НЕ ЛЮБЯТ. Не любят, наконец, за то, что благоволит к Протопопову: ведь трудно же понять, как Он — Государь, умный человек, проправивший Россией двадцать лет, не понимает этого пустозвона… И все хотят его ухода… хотят перемены… А то, что Государь хороший, верующий, религиозный человек, дивный отец и примерный семьянин — это никого не интересует. Все хотят другого монарха… И если что случится, вы увидите, что Государя никто не поддержит, за Него никто не вступится»[530].

После взятия русскими войсками турецкой крепости Эрзерум в феврале 1916 года произошел один инцидент, который генерал А. А. Носков был склонен считать случайностью, но который в свете всего происшедшего вряд ли представляется таковым. Генерал Носков пишет, что его удивил холодный тон телеграммы Николая II, посланной им великому князю в ответ на его телеграмму, где он сообщал о взятии турецкой крепости: «Холодный тон царского ответа удивил всех. Вместо горячего и родственного адреса — официальные слова «Ваше Высочество!», вместо выражения радости — несколько слов благодарности. Лишь несколько человек знали причину этого. Вот она: редактор телеграммы великого князя, скорее всего сам телеграфист, забыл сопроводить подпись великого князя надписью «генерал-адъютант», и получилось, что подпись была просто «НИКОЛАЙ». В таком виде она появилась в газетах. Только Царь имел право на такую подпись. На следующий день утром генерал Воейков сказал мне, войдя в мой кабинет:

— Какую оплошность вы допустили вчера!

И так как я не понял, добавил:

— Ну, вы вчера дали в газеты телеграмму великого князя с подписью «НИКОЛАЙ»! Государь крайне этим недоволен»[531].

Был ли случай с телеграммой действительной оплошностью редактора, или это был злой умысел, но он очень хорошо ложился в общую канву возвеличивания великого князя Николая Николаевича в ущерб имени Николая II. И как мы увидим ниже, имел свое продолжение в январе-феврале 1917 года.

9 декабря 1916 г., после закрытия полицией V съезда представителей городов, на квартире у князя Г. Е. Львова состоялось секретное совещание. Присутствовали: Н. М. Кишкин, М. М. Федоров, А. И. Хатисов и другие. Львов предложил собравшимся следующий план действий: Николая II заменить великим князем Николаем Николаевичем, который сразу же объявит о введении в стране «Ответственного министерства»[532].

«9-го декабря, — пишет Мельгунов, — Львов развил перед собранием план дворцового переворота с целью свержения Николая II и замены неспособного монарха великим князем Николаем Николаевичем. «Воцарение» Николая Николаевича должно было сопровождаться образованием ответственного министерства»[533].

Мельгунов, с которым Хатисов лично беседовал уже в эмиграции, поинтересовался, как реально предполагалось произвести переворот. На это Хатисов ответил: «Николай Николаевич должен был утвердиться на Кавказе и объявить себя правителем и царём»[534].

Князь Львов послал своего представителя А. И. Хатисова в Тифлис к великому князю с предложением занять российский престол[535]. Послушаем, в чём конкретно состояло это предложение: «Хатисов доложил, что императрицу Александру Фёдоровну решено или заключить в монастырь, или выслать за границу. Предполагалось, что Государь даст отречение за себя и за сына (выделено нами — П. М.)»[536].

Обратим внимание на последнюю фразу, мы ещё вернёмся к ней во второй части нашего повествования.

На кого же собирались опереться заговорщики при осуществлении своих планов? «По словам Хатисова, — пишет Мельгунов, — Львов говорил, что у него есть заявление генерала Маниковского, что армия поддержит переворот. Совершить переворот должны были гвардейские части, руководимые великими князьями»[537].

Позднее, уже после событий февраля 1917 года и всего произошедшего, Данилов писал так же, как Деникин про Алексеева, что великий князь с «возмущением отверг это предложение».

Однако генерал Спиридович, основываясь наличной беседе с Хатисовым, рассказывал о совсем другой реакции Николая Николаевича: «Великий князь выслушал доклад и предложение спокойно. Он не выразил ни удивления, ни протеста против намерения низвержения царствующего императора. Великий князь считал, что престиж Государя весьма подорван, но сомневался в том, примет ли сочувственно мужик низвержение царствующего императора, поймет ли мужик смену царя»[538].

Но сам же Данилов при этом сообщал, что «великий князь, получив сведения о