спектакль организовать, так искусно его разыграть, чтоб она только и жила происходящим на сцене действом, а о буфете в фойе и не вспоминала!

Ионов и Киселёв отдавали себе отчет, что все эти вызовы в ЖЭК, к участковому — попахивают портянками уполномоченных из ВЧК времен военного коммунизма. И, чтобы не «маршировать во вчерашнем дне», им надо было отступить от шаблонных наработок и придумать нечто из ряда вон выходящее!

…Слуховым контролем было установлено, что на следующий день тетя Клава собиралась на Центральный рынок, чтобы купить для внучки свежие фрукты и отвезти их в больницу.

«Слава Богу!» — решили Ионов и Киселёв, — выводить женщину не придется — выйдет сама. Однако на всё про всё у нее будет не более двух часов — время явно недостаточное, чтобы опергруппа хорошенько «ошмонала» жилище ее сына.

Имелось еще одно обстоятельство, которое могло если не помешать обыску, то расшифровать его перед Пеньковским.

Дело в том, что существует физический закон, даже не закон — явление: сразу после применения даже классной отмычки, замок начинает капризничать, а родной ключ то заедает, то проделывает холостые обороты. Потом всё нормализуется, но первый раз замок будет давать сбои.

Рачительный хозяин обратит внимание, что замок работает не так, как раньше. А уж профессионал и вовсе поймет, что в замке ковырялись отмычкой или дубликатом ключа.

Как это случилось четырьмя годами ранее при проникновении в квартиру предателя Попова, и он на допросах сам об этом заявил. Операм еще до обыска у Попова было известно, как реагируют запоры на «совокупление» с отмычкой, но иного выбора у них не было.

Чтобы не допустить подозрений у «Прова» и у его матери, что кто-то манипулировал с дверным замком в их отсутствие, было решено отобрать ключи у тети Клавы на несколько часов. Но как?

И вдруг Николая Ионова осенило.

Схватив телефонный аппарат, он набрал номер своего приятеля Лехи, а ныне — начальника отделения уголовного розыска на Красной Пресне капитана милиции Алексея Федоровича Молочкова.

Спустя 10 минут Молочков перезвонил Ионову:

— Коля, «щипач» экстра-класса будет… Впрочем, ты его знаешь, жили-то в одном дворе. Да-да, тот самый, — Алик Непорочный!

Глава седьмая

«Джентльмен удачи» из касты «щипачей»

В 1950‐е во дворах около Тишинского рынка можно было встретить отдыхавшего после очередной отсидки знаменитого карманника Витю Малину, ученика легендарного Васьки Бриллианта, иконы криминалитета Советского Союза.

Собирал Витя вокруг себя окрестную ребятню и бесплатно показывал и объяснял разные фокусы. Ловкость рук — никакого мошенничества. Очаровав пацанов, Витя предлагал им повторить кое-что из своих фокусов. И внимательно следил, как и что делают мальчишки.

Был в ватаге той Александр Поречный, по прозвищу Алик Непорочный — маленький, конопатый, азартный, рожденный неизвестным отцом. Отсюда и прозвище: малый, мол, появился от непорочного зачатия.

Вот у Алика и карты появлялись нужные, и пятак исчезал на глазах у изумленной публики. Витя Малина похвалил Непорочного и увел с собой. Так Александр Поречный стал карманником.

До встречи с Малиной Алик как-то недооценивал ремесло карманных воров. Оказалось — зря. «Щипачи» — это не «отморозки» — накачанные, коротко остриженные амбалы, которым природа-мать более одной извилины не выделила, и которые, по большому счету, способны лишь на вульгарный разбой. А думать начинают, если вообще начинают, после того, как человека жизни лишат. Оно и понятно: куда как просто расшибить в щепу дверь и вломиться с пистолетом в квартиру, «где деньги лежат», ведь сила есть — ума не надо.

Совсем иной породы, иной закваски карманники.

«Щипачи» на Руси всегда считались высшей кастой преступного мира. Артисты-виртуозы. Они себя даже сравнивают с пианистами и скрипачами. Держат тонус, следят за собой. Говорят, три дня не «поиграешь» — не поупражняешься — только тебе будут заметны огрехи в исполнении, через неделю — заметят профессионалы, братья по ремеслу, а уж через месяц — можешь и провалить «выступление», то есть быть схваченным за руку.

Преступный мир всегда преклонялся перед железной самодисциплиной «щипачей». Еще бы: спиртным не злоупотребляют, спят всласть, по утрам — зарядка, словом, блюдут режим. А это ох как непросто при жизни воровской!

За два часа до выхода «на промысел» ничего не едят и не пьют, даже чая, — как пограничники перед выступлением в наряд по охране госграницы. Это насилие над собой заставляет с полной отдачей работать все «бортовые системы» человеческого организма: обостряется зрение, слух, обоняние. Реакция становится молниеносной.

Карманников сравнивают не только с заступающими в наряд погранцами, но и с каскадерами.

Чего ради, спрашивается, каскадер, перекореженный в десятке неудачно выполненных трюков, отдающий себе отчет, что каждый очередной финт может стать последним, все равно прыгает на полном ходу с поезда, с крыши десятиэтажного дома?!

Каскадер обычно отвечает: «Это мой образ жизни, я не могу без риска, жизнь без опасностей и соперничества с ними кажется пресной». То же самое может сказать о себе и классический карманник.

ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС «ЩИПАЧА»

Апофеозом жизни Непорочного стало лето 1957‐го, когда в Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Все подозреваемые в неблагонадежности личности в преддверии фестиваля подлежали выдворению за 101‐й километр. Алик остался один. Вот тогда-то его талант и засверкал бриллиантовыми гранями.

По Москве ходили толпы «бесхозных» иностранцев. Каждый вечер Алик приволакивал домой швейцарские часы, фотоаппараты, брелоки, сигареты. Что-то раздаривал, что-то продавал по дешевке дворовым корешам. Бумажники с разноцветными банкнотами придерживал до возвращения из ссылки «деловых» — валютчиков.

Однажды на ВДНХ Алик встретил иностранца, который выгодно отличался от разномастной горластой толпы. Во-первых, возраст — мужику за сорок. Во-вторых, — белый. А его «прикид» — костюм — и идеальное состояние «колесиков» — обуви — свидетельствовали о повышенной кредитоспособности.

Скомандовав себе «на абордаж», Алик заточенным серебряным полтинником подрезал задний карман иностранца.

Эх, знать бы ему, что иностранный лох и его карманы привлекли не только его внимание, но являются объектами неусыпного бдения «топтунов» Службы наружного наблюдения КГБ!

Иностранец был, ни много ни мало, иностранным разведчиком, действовавшим под прикрытием торговой фирмы одной уважаемой западноевропейской страны, и только что «в одно касание» получил от своего агента десяток экспонированных микрофотопленок. Они находились в бумажнике, который-то и стал добычей виртуоза Непорочного.

Не успел Алик и десяток шагов отмерить, удаляясь от жертвы, как был взят под белы руци и доставлен в секретную Лубянскую тюрьму. Туда же вскоре доставили и «пострадавшего» во вспоротых портках.

…Допрос, более походивший на «вербовку в лоб», провел очень серьезный дядя в погонах полковника КГБ.

Не