«Сего ради слышите, Царие и Князи, и разумейте, — восклицал Иосиф, — яко от Бога дана бысть держава вам. Вас бо Бог в Себе место избра на земли и на Свой престол вознес посади, милость и живот положи у вас».

Причем царь ставится Богом на престол не один, а «с правдою». Он не просто царь, а держатель «правды» — высокого, Богом освященного, нравственного начала в общественной жизни. И следовательно, «аще то сердце немилость покажет к человеком, ихже ради Христос кровь Свою излия, скоро и страшно прииде на того испытание и ярость Господня на нем неисцельна». Отступление от «правды» автоматически лишает, по Волоцкому, правителя его царского достоинства:

«Аще ли же есть царь, над человеки црьствуя, над собоюже имеет царьствующа скверныа страсти и грехи, сребролюбие же и гнев, лукавьство и неправду, гордость и ярость, злеиши же всех, неверие и хулу, таковый царь не божий слуга, но диаволь, и не царь, но мучитель. Таковаго царя, лукавьства его ради, не наречет царем Господь Наш Исус Христос, но лисом… И ты убо таковаго царя, или князя да не послушаеши, на нечестие и лукавьство приводяща тя, аще мучит, аще смертию претит. Сему свидетельствуют пророци и апостоли, и вси мученици, иже от нечестивых царей убиени быша и поведению их не покоришися. Сице подобает служить царем и князем» [http://www.bibliotekar.ru/istoria-politicheskih-i-pravovyh-ucheniy-1/41.htm].

И пример легитимных (хоть и «поганых») ордынских царей, лишенных с точки зрения официальной пропаганды власти над Русью за свои неправды, показывает, что приведенные выше цитаты не были для своего времени пустыми словами.

Таким образом, господарь в средневековой России — всего лишь высший функционер, первый слуга страны и правды; этой своей «службой» он оказывается в некотором роде объединен со своими собственными подданными, представая в какой-то степени их коллегой, хотя бы и старшим. Для подобной власти есть точная и последовательная аналогия: это власть главнокомандующего на войне. Главнокомандующий также наделен не ограниченными формально полномочиями, но и он, и его подчиненные твердо знают, что сделано это исключительно ради самих подчиненных и их дела, — не армия для командующего, а он для армии. Командующий также считается членом той же военной корпорации, что и его подчиненные, их коллегой, первым солдатом армии. Для обсуждаемого русского «служилого государства», заключившего в целях выживания союз с обществом, такая аналогия особенно актуальна.

Наконец, стоит признать, что описанный союз общества и государства, равно как и рациональное, потребительское отношение общества к верховной власти и государству в целом — это то, чего больше всего не хватает современной России. И опыт первого и единственного в нашей истории «коренного перелома» XIV–XVII вв. кажется мне для решения этой проблемы весьма полезным.

Вот только опыт этот не стоит ничего без понимания ответа на простой вопрос: почему все перечисленные (очевидные, если разобраться) утверждения мне пришлось сейчас вам доказывать? Что сломалось в разумном союзе государства и общества средневековой Руси-России? Откуда есть пошла традиция рассуждений о «русском рабстве», о «необходимости самовластья и прелестях кнута»? Ведь должно же быть что-то под этой давней и основательной историографической, историософской, идеологической традицией!

И даже самому далекому от отечественной историографии человеку при попытке ответить на этот вопрос придет в голову имя Ивана Грозного.

Что ж, попробуем понять, откуда взялся действительно страшноватый промежуточный итог развития русского государства в виде «грозной опричнины». Ведь даже самому благодушному комментатору трудно будет назвать состояние общества в 60-е гг. XVI в. «союзом общества с государством». Откуда взялись утрированно авторитарные замашки Государя, откуда взялась видимость «рабской покорности» жертв опричнины?

Только придется учесть, что центральные персонажи «грозной истории» — Царь, Митрополит, Коварные/Честные Бояре — существуют в том самом общественном сознании (далеком от реальной отечественной истории) в некоем призрачном пространстве, царстве теней, что полностью меняет смысл всех событий той эпохи, превращая многие и многие суждения о ней в очередные притчи о том, как «власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно». Притчи эти, может, выходят и красивыми. Но к жизни они, видимо, по всей земле не имеют отношения вот уже несколько тысяч лет. Просто потому, что нет и не может быть абсолютной власти у человека над человеком в структуре, хоть немного превосходящей размерами и сложностью первобытное племя.

В истории гибели средневековой Москвы невероятно интересны и «злодеи», и «жертвы». Эти фигуры второго плана, блестяще разобранные, например, в работах Д. М. Володихина, даже интересней талантливого «главного героя», что так долго исполнял роль «государя по Божию изволению, а не многомятежному человеческому хотению».

Возьмем для примера «архизлодея» Алексея Даниловича Басманова-Плещеева. Да, того самого, из-за которого в 1565 г.

«…попущением Божием за грехи наши возъярился царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руси на все православное християнство по злых людей совету Василия Михайлова Юрьева да Олексея Басманова и иных таких же, учиниша опришнину разделение земли и градом» [Пискаревский летописец. ПСРЛ. Т. 34. С. 190].

И увидим следующие примечательные факты биографии представителя элиты XVI в. 1552 год. Сентябрь месяц. Ворота царствующей Казани. И лютая сеча, жуткая свалка вокруг подтащенных к самым воротам русских тур. В обеденное время, когда многие русские ушли с переднего края, чтобы перекусить в относительно спокойной обстановке, крупный отряд казанцев, воспользовавшись секретными выходами из города, неожиданной атакой почти сумел захватить столь важные для осаждающих укрепления. Воевода большого полка князь Михаил Иванович Воротынский в этом безумии ранен в лицо и выжил лишь благодаря отменным доспехам. Тяжело ранены окольничий Петр Морозов и князь Юрий Кашин. Но русские выстояли в этом аду. И ключевым моментом этого важнейшего эпизода всего Казанского взятия стал своевременный контрудар резерва из государева полка под командованием окольничего Алексея Басманова-Плещеева.

1555 год. Относительно небольшое русское войско терпит поражение в столкновении с превосходящими силами крымцев под Судьбищами. И тут один из воевод — Алексей Данилович, именно он, — собирает вокруг себя отступающие части, стрельцов и детей боярских и создает из обозных телег укрепленную позицию, опирающуюся на овраг у поля боя. Это сделанное на скорую руку укрепление успешно выдерживает несколько яростных атак крымцев, янычар, артиллерийский обстрел. В итоге даже и после победы хан вынужден отступить, разорение русских земель отбито мужеством и решительностью Басманова и его соратников.

1558 год. С небольшим отрядом свежеиспеченный боярин приходит в пограничный Ивангород… и получает удивительный подарок судьбы. В расположенной за рекой ливонской Нарве начинается крупный пожар, и русский отряд под командованием Басманова, воспользовавшись подручными средствами для переправы, обеспечивает третье по значимости (после Казани и Полоцка) взятие «грозного» царства.