Люди начали поднимать головы. Ее лицо зарделось. Мало того, гости еще и прекращали разговоры, и по Гэрлоху медленно распространялась волна молчания.

Спустившись до середины лестницы, Шона остановилась, вцепившись в перила с такой силой, что, пожалуй, могла бы их и сломать.

– Улыбнись, – напомнила ей Хелен из-за спины.

Она и раньше бывала на светских мероприятиях. Брюс редко выезжал в свет, но когда это все-таки случалось, она подавала себя великолепно – он часто потом делал ей комплименты на этот счет. Когда они посещали какие-то мероприятия в Эдинбурге и даже в Лондоне, она вела себя не как девчонка-сорванец, нет – как воплощенная элегантность.

Но здесь и сейчас Шона напрочь забыла все уроки матери и то, чему научилась в последующие годы. На нее смотрели десятки людей – людей, которых она знала с самого детства. Смотрели… и молчали. О чем они думали? Что хотели от нее?

Священник, которого она помнила с младенчества, выглядел ошеломленным. Его жена, похожая на маленькую пичужку, – тоже. Сара Имри Макнэр, двоюродная сестра, остолбенела с бокалом в руке и глазела на нее. Брат Сары Магнус буквально пожирал Шону глазами.

Они что, забыли, как она выглядит?

Хелен что-то прошептала сзади, дала какие-то еще указания, Шона кивнула и спустилась еще на одну ступеньку, мельком удостоверившись, что корсаж не сполз.

Гордон разговаривал о чем-то с Фергусом, держа стакан виски в руке. По случаю торжества он оделся в парадную форму с килтом и черным камзолом. Черные волосы блестели. Он засмеялся над какой-то шуткой Фергуса, и этот звук мигом пробежал по позвоночнику Шоны, словно ток.

Гордон, без сомнения, самый красивый человек во вселенной.

В этот момент он бросил взгляд в ее сторону, и улыбка на его губах истаяла. Их разделял весь зал, десятки внезапно замолчавших людей. Шона осилила последние ступеньки – но только потому, что Гордон неотрывно смотрел на нее. И она смотрела на него. Только на него. Оказавшись внизу, она растерялась: что делать? Гордон ее спас: пробившись через толпу и предложив руку.

– Ты очень красивая, – проговорил он тихо.

– Ты тоже, – ответила она, чем явно его удивила.

Она взяла Гордона под руку, чувствуя, что руки у нее просто ледяные. Или это он такой горячий? Его взгляд согревал ее изнутри.

– Как я рада, что платье вам подошло!

Голос Мириам разнесся по залу.

Чары разрушены. Снова сделалось шумно. Шона, может, и побыла принцессой фей, но ее правление длилось всего несколько минут.

Американка возникла будто из ниоткуда и остановилась в нескольких футах от нее.

– Оно очень красивое.

Шона изобразила на пылающем лице улыбку.

– Хорошо смотрится на вас. Как удачно, что мне оно не подошло.

Неужели все непременно должны узнать, что она в платье с чужого плеча? Или это и есть основная причина внезапной щедрости Мириам?

Шоне страшно хотелось провалиться сквозь землю. Вот бы каменный пол разверзся под ногами и поглотил ее… А может, ей просто сбежать по одному из тайных ходов и исчезнуть?

Она убрала ладонь с руки Гордона.

– Шона.

Она посмотрела на него снизу вверх:

– Спасибо, что пришел мне на выручку.

Не дай Бог, он сейчас скажет что-то утешительное. Его доброты она просто не переживет.

Она отошла к музыкантам, чтобы договориться с ними, когда начинать играть, а потом дала знак волынщику.

Вначале звук был приглушенным, и всего лишь несколько гостей в замешательстве начали оглядываться по сторонам. А потом, когда волынщик зашагал по коридору в сторону пиршественного зала, гости столпились у дверей, чтобы лучше его видеть.

Процессия вышла небольшая: впереди шел волынщик, играющий марш клана Имри, запоминающуюся мелодию, которая издревле звучала во время значимых событий; за ним Фергус, лэрд Гэрлоха, – он шел чуть медленнее, чуть прихрамывая; а замыкала меленькое шествие Шона.

В иные времена за ними бы шли другие члены семьи, но теперь из Имри остались только они с Фергусом. Гости расступились, чтобы дать им возможность беспрепятственно войти в пиршественный зал, – знак уважения и верности.

Потом Шона прошла сквозь толпу, приветствуя гостей, которых не видела много лет, и принимая комплименты. Она и не подозревала до сегодняшнего дня, что у нее столько выдержки. Она улыбалась до боли в скулах, позволяя, чтобы гости ее обнимали, трепали по щеке, гладили по рукам.

Да, родители были бы счастливы увидеть их с Фергусом такими красивыми. Да, Гэрлох ночью – это зрелище. Да, будет очень грустно проститься с замком. Да, угощение изумительное, правда?

Полковник сэр Гордон, первый баронет Инвергэр? Да, он удостоился большой чести – конечно, не такой большой, как Фергус, у него-то Крест Виктории. И отмечать можно одно только это. Да, жаль, что Фергус получил ранение, но сейчас он выглядит гораздо лучше. Нет, пока неясно, как долго он будет хромать.

А что до американцев, так мистер Лофтус выглядит весьма дружелюбным малым, а его дочка такая хорошенькая! Будут ли они здесь жить? Да, разумеется, странно будет смотреться Гэрлох без Имри. А кто вон тот гигант, который следует за ним по пятам? А та красивая серьезная блондинка?

Шона проследила, чтобы заново наполнили все тарелки на столе, велела принести еще бочонок виски и сама, улучив момент, пригубила обжигающий напиток из своего бокала. Гэрлохское виски моментально согрело горло, желудок и прогнало тот холодок в животе, который она старательно игнорировала весь последний час.

Каждый раз, когда она оглядывалась, Гордон оказывался где-то поблизости. Каждый раз, когда кто-то из пожилых селян начинал вспоминать ее детство, она чувствовала Гордона рядом. Дважды она ловила на себе его пристальный изучающий взгляд.

Понятное дело, она никогда прежде не надевала таких откровенных нарядов, но он явно не поэтому смотрел на нее вот так. Кроме того, Гордону прекрасно известно, как она выглядит вообще без одежды, и более того, он даже знает, как заставить ее стонать и вздыхать от наслаждения.

Нет, нельзя об этом думать среди двух сотен человек.

Заметив его в следующий раз, Шона нахмурилась. В ответ он улыбнулся, чем еще больше ее насторожил.

Наконец она нашла в пустынном уголке Фергуса и присела рядом с ним.

– Ты должна быть среди гостей, – заметил он.

– В данный момент мне нужна передышка.

Малую гостиную оборудовали как зал для танцев. Воодушевление, с которым музыканты играли, с лихвой покрывало недостаток их таланта. Несколько раз гости, вместо того чтобы танцевать, начинали им подпевать.

В широкую двойную дверь, открытую настежь, то и дело залетал порыв осеннего ночного ветра, и от этого не было жарко.