Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Залпом допив коктейль, Джек обдумал это заявление. Оно звучало правдоподобно. Он завоевал у Салливана большие очки, да и кто сказал, что Рэнсом Болдуин предложил бы ему работу, если б не был уверен в том, что он, Джек, с ней справится?
— Возможно, ты права.
— Ну разумеется, я права, Джек! Если б эта фирма была футбольной командой, тебя провозгласили бы самым ценным игроком года или самым полезным новичком, а может быть, и тем и другим вместе. — Взяв еще один коктейль, Дженнифер обвила рукой Джека за талию. — И помимо всего прочего, теперь ты можешь позволить себе поддерживать для меня такой стиль жизни, к какому я привыкла. — Она ущипнула его за руку.
— Привыкла. Точно! С самого рождения.
Они украдкой поцеловались.
— Звезда первой величины, иди, пообщайся с гостями. — Подтолкнув его к толпе, Дженнифер отправилась искать своих родителей.
Джек оглянулся вокруг. Все присутствующие в этом зале были миллионерами. Скорее всего, он здесь был самым бедным, однако перспективы у него, вероятно, были самые большие. Его базовый доход только что вырос в четыре раза. Общая прибыль за год, наверное, будет вдвое больше. До него вдруг дошло, что и он сейчас формально тоже миллионер. Кто бы мог подумать, что четыре года назад миллион долларов казался ему такой огромной суммой, какую не сыскать и на всей планете?
Грэм стал заниматься юриспруденцией не для того, чтобы разбогатеть. Столько лет он вкалывал за сущие гроши… Но теперь он заслужил право быть богатым. Налицо типичная реализованная «американская мечта», разве не так? Вот только что в этой мечте такого, что человеку становится стыдно, когда она наконец сбывается?
Джек почувствовал, как его обхватила за плечо чья-то массивная рука. Обернувшись, он увидел Сэнди Лорда, устремившего на него свои налитые кровью глаза.
— Ну как тебе наш сюрприз? Полная неожиданность?
Джек вынужден был согласиться с этим. В дыхании Сэнди чувствовался перегар крепкого спиртного и запах ростбифа. Это напомнило Джеку их первую встречу в «Филлморе» — не слишком приятное воспоминание. Он осторожно отодвинулся от своего порядком пьяного партнера.
— Оглянись по сторонам, Джек. Здесь нет ни одного человека — возможно, за исключением твоего покорного слуги, — кто не хотел бы оказаться на твоем месте.
— Я не могу прийти в себя. Все произошло так стремительно… — Джек обращался скорее к себе, чем к Лорду.
— Черт побери, так всегда и происходит. Для избранных счастливчиков — бах, и за секунды от нуля до самой вершины! Невероятный успех потому так и называется: невероятный. Но именно это и доставляет чертовское удовлетворение. Кстати, дай я пожму тебе руку за то, что ты так прекрасно позаботился об Уолтере.
— Для меня это было в радость, Сэнди. Он мне очень понравился.
— Кстати, в субботу я устраиваю небольшую тусовку у себя дома. Там будут те, с кем тебе следует познакомиться. Попробуй уговорить свою крайне привлекательную будущую вторую половину поехать вместе с тобой. Возможно, она найдет там кое-какие деловые предложения. Девчонка — прирожденная деляга, как и ее отец.
* * *
Джек пожал руку всем присутствующим в зале партнерам, некоторым не по одному разу. В девять вечера они с Дженнифер поехали к ней домой на лимузине компании, а к часу ночи уже дважды позанимались любовью. В половине второго Дженнифер крепко спала.
Джек не спал.
Он стоял у окна, глядя на редкие снежные хлопья, начинающие падать с неба. На район надвинулись первые за эту зиму снежные тучи, но до сплошного покрова было еще рано. Однако мысли Грэма были сосредоточены не на погоде. Он оглянулся на Дженнифер. Облаченная в шелковую ночную рубашку, молодая женщина уютно устроилась под атласными простынями на кровати размером со всю спальню у Джека в квартире. Он поднял взгляд на своих старых друзей на фресках. Их новое жилище должно было быть готово к Рождеству, хотя добропорядочное семейство Болдуинов не допустит совместного проживания под одной крышей до тех пор, пока молодые не предстанут перед алтарем. Внутреннее убранство переделывалось под бдительным оком невесты в соответствии с индивидуальными вкусами молодых — так, чтобы смело выразить свою личную позицию, хотя Джек не вполне понимал, что это означает. Глядя на средневековые лица на потолке, он вдруг подумал, что они, вероятно, смеются над ним.
Он только что стал полноправным партнером самой престижной фирмы в городе, за него провозглашали тосты самые влиятельные люди, каких только можно представить, все до одного готовые продвинуть еще дальше его и без того стремительную, словно метеор, карьеру. У него было все. От прекрасной принцессы до богатого старого тестя, от почитаемого всеми, хотя и совершенно беспощадного наставника до серьезных долларов в банке. За ним — могучее праведное войско, впереди — воистину безграничное будущее, однако в эту ночь Джек чувствовал себя как никогда одиноким. И, несмотря на все усилия воли, мысли его постоянно возвращались к напуганному и разозленному старику и его эмоционально высушенной дочери. Под хоровод этих двух образов, кружащихся у него в голове, Грэм смотрел на легко кружащиеся снежинки до тех пор, пока не встретил мягкий рассвет.
* * *
Старуха смотрела сквозь пыльные жалюзи, закрывающие окно в гостиной, на подъехавший к дому черный седан. Пораженные артритом распухшие колени не позволяли ей самостоятельно встать с кресла, не говоря уж о том, чтобы свободно передвигаться по квартире. Спина уже давно не разгибалась, а легкие были разрушены пятидесятилетней бомбардировкой никотином и дегтем. Старуха считала последние дни; тело и так завело ее настолько далеко, насколько смогло. Гораздо дальше, чем дошла ее дочь.
Старуха нащупала письмо в кармане старого розового халата, не скрывавшего ее красные икры с вздувшимися венами. Она знала, что рано или поздно они придут. После того как Ванда вернулась из полицейского участка, она поняла, что теперь это только вопрос времени. При мысли о последних нескольких неделях на глазах у нее навернулись слезы.
— Мама, это я во всем виновата!
Дочь сидела на той самой крохотной кухоньке, где еще маленькой девочкой помогала матери печь пироги и закручивать в банки помидоры и стручковую фасоль, выращенные на маленьком огороде за домом. Упав на стол, она снова и снова повторяла эти слова, содрогаясь всем телом. Эдвина попыталась говорить с дочерью на языке разума, но у нее не хватило красноречия, чтобы пробить оболочку чувства вины,