– По сути, это не милиционер, это мой бывший друг. Я ему когда-то дала отставку. Мстит, сам поднимаешь.

Теперь неприятный инцидент показался Глебу забавным. Да, он многого не знает об Анне! Незримая тайна витала за ее плечами, волновала Глеба и влекла к девушке. Старинная врагиня превратилась в жемчужину, скрытую створками раковины, и Глебу не терпелось заглянуть в щель.

Новые старые знакомые остановились у живописных клумб. Анна продекламировала:

– Я к розам хочу в тот единственный сад, где лучшая в мире стоит из оград… Там шепчутся белые ночи мои о чьей-то высокой и тайной любви.

– Ахматова! – прокомментировал Глеб. И тут же спросил: – Аня, а ты сама не пишешь стихи, как…

– Как матушка? Думаю, хватит с нас одной поэтессы. К тому же Ахматова поставила слишком высокую планку, ее не превзойти. А писать жалкие вирши… Нет, это не для меня.

– Ты слишком требовательна к себе, Анна!

– Это мой принцип: доводить до совершенства все, за что берусь.

– Догадываюсь. Признайся, ты сразу поняла, что Четверть – это я?

– А ты сомневаешься?

Глеб не сомневался. Программист такого класса, как Анна, мог взломать любую базу, вычислить любого пользователя. Жаль то, что чудесное знакомство на самом деле не было случайным. Но он не знал главного. Анна не только влезла в их базу, но и применила запрещенный прием: дивная музыка содержала частоты, возбуждающие мужское естество.

Однако сейчас полуобнаженное тело красивой девушки возбуждало Глеба без всяких технических ухищрений. Подавив досаду, Глеб попытался взять реванш в сфере, где сам был асом. Блеснул знанием мифологии, с которой, так или иначе, были связаны все скульптуры в саду. Затем подвел Анну к одиноко стоящей мраморной фигуре на боковой аллее:

– Смотри, вот изваяние, от которого я тащусь! Это аллегория сладострастия. Не видишь сходства со своей персоной?

Анна казалась родной сестрой скульптуры. Разница была лишь в том, что обнаженная дева не прикрывалась стыдливо газом, а поддерживала голубка, целующего ее в сосок.

Но сбить Анну с толку было непросто. Во-первых, она неоднократно видела эту скульптуру, во-вторых, независимую современную женщину не смутить произведением искусства. Они переглянулись с Глебом, и оба расхохотались. Затем Анна потрепала Глеба по бороде:

– Эту растительность надо убрать. Тебе не идет!

– Иветте нравится! – снова не к месту помянул запретное имя Глеб.

– Еще бы ей не нравилось! Ей нужно, чтобы ты выглядел старше.

– Не надо так о матери, Аня.

И тут Глеб вспомнил, что ему пора на работу.

– Думаешь, от меня легко отделаться? – пригрозила пальцем Анна. – Сегодня никакой работы. Позвонишь шефу и скажешь, что сестра плохо себя чувствует.

– А ты?

– У меня отпуск, каникулы. Ты забыл? Ладно, хватит по дорожкам кружить, а то старый друг и впрямь меня выставит. Пошли ко мне!

Идти к Анне – значило идти к Иветте, в их общий с Глебом дом.

– А вдруг Иветта вернется с хутора? – опасливо предположил Глеб.

– С чего бы ей возвращаться, она три дня назад приезжала помыться с Сашкой. Теперь раньше чем через неделю не явится.

Анна вывела Глеба из сада. Они прошли мостом через Фонтанку и свернули под крайнюю арку на набережной. Двор недавно отремонтировали: обновили фасады флигелей, даже украсили мозаичными гусями, караван которых тянулся на высоте бельэтажа.

– Знаешь, когда я в Финляндию уезжала, этих гусей еще не было. А вернулась – пожалуйста. Город постепенно приводят в порядок.

– Мне эта композиция тоже нравится. Только мы с Иветтой предпочитаем считать птиц журавлями.

– Ах да. «Одинокие журавли». Только не слишком ли часто ты вспоминаешь мамочку?

– Ладно, Анюта. Не надо ловить меня на слове. Потерпи, мне надо время, чтобы перестроиться. Сама понимаешь, привычка – вторая натура.

Аня собственнически обняла Глеба за талию.

– Ну, хватит посторонних мотивов. Пошли скорее домой.

Глеб тихонечко высвободился из-под руки Анны. Обниматься на виду он не хотел: соседи могли настучать Иветте. Все-таки Глеб испытывал чувство вины перед женой.

* * *

Едва войдя в свою комнату, Аня повернула в двери защелку – так, на всякий случай, – и бросилась на шею Глебу. Глеб тоже пылал нетерпением. Аня возбуждала его как ни одна женщина прежде. Фантастическая смесь холодновато-сдержанной внешности и рвущейся наружу страсти сводила с ума. А понимание того, что оба совершают предательство по отношению к Иветте, распаляло еще больше. Одежда полетела на пол. Глеб приподнял Анну и бросил на край компьютерного стола. Пластмассовые клавиши хрустнули под нажимом крепких ягодиц. Весь Интернет задохнулся бы сейчас от зависти к живому человеческому акту. Анна не чувствовала неудобства, она тоже обезумела, сотрясаясь в дикой пляске. Кусочки расколотой клавиатуры отлетели в стороны. Стоны любовников заглушили слабый стук падающих на пол обломков, на которые спланировало воздушное платье невесты.

Оргия закончилась. Со лба Глеба лились струи пота, исчезающие в густой бороде. Аня нащупала на подоконнике очки – даже в пылу страсти она умудрилась отложить их в безопасное место. Оба они в изнеможении плюхнулись на коротенький диванчик, который они так и не удосужились разложить. Глеб заметил на бедре Анны царапины и поцеловал пораненное место, извиняясь за несдержанность.

– Брось, Глебушка. Не за что извиняться. Ты был на высоте. Надеюсь, что и впредь не разочаруешь меня!

Адам и Ева, обнаженные и счастливые, сидели держась за руки – олицетворение самой невинности. Чистое упругое тело Анны восхищало Глеба. Он ощутил почти забытое желание написать картину, хотя понимал, что давно растерял мастерство художника, что уже не сможет перенести на холст эту красоту. Оставалось наслаждаться мигом, не думая о вечности. Глеб склонился к набухшему соску Анны и поцеловал его, как тот голубок в Летнем саду. Затем откинулся на спинку дивана и задумчиво произнес:

– Что теперь будет, ума не приложу. Как мы Иветте скажем?

– А зачем ей говорить? – пожала обнаженными плечами Анна. – Она и так должна понять. Женская интуиция безошибочна. Я, например, почувствовала, что ты станешь моим, как только мать нас познакомила.

– Ты хочешь сказать, что полюбила меня с первого взгляда? – переспросил польщенный Глеб.

Аня неторопливо оделась и бросила Глебу его джинсы. Затем снисходительно ответила:

– О высоких материях я не задумывалась. Тут другое. Мое тело сказало мне, что хочет тебя.

– Тогда ты хороший конспиратор. Я не замечал знаков внимания с твоей стороны – разве что неприязнь.

– Потому что ты – глупыш. Посуди сам: с чего бы я доставала тебя придирками, если бы ты был мне неинтересен?