— Что вам здесь нужно?

Макс сделал еще один шаг вперед.

— Ах ты, проклятый мерзкий извращенец! Мне нужно, чтобы ты оставил девочку в покое. Иди сюда, сразись со мной.

До Саутера оставалось метра три, и Макс не видел его глаз, но чувствовал на себе его взгляд. Словно укусы красных лесных муравьев…

— Вам тут нечего делать! Немедленно покиньте мой дом!

Саутер двинулся вперед, не обращая внимания на девочку, которая переползла под соседний стол.

— Нечего делать? О нет, я знаю, что я тут делаю. Я ищу тебя! Но ты, наверное, не догадываешься, кто я, да?

Эдуард молча смотрел на него.

— Меня зовут Макс Унгемах. Мою сестру звали Сина, и ей было восемь лет, когда ты украл ее. И я хочу знать, что с ней случилось, иначе я придушу тебя собственными руками.

— Ты никогда этого не узнаешь, если убьешь меня, — помолчав, сказал Саутер.

— Верно! — Отбросив в сторону лом, Макс рванулся вперед.

Эдуард не рассчитывал на такую реакцию. Отпрянув, он натолкнулся на стол и чуть не упал, а Макс уже стоял перед ним.

Боксер принял стойку: руки подняты и выставлены вперед. Первый же хук левой сбил очки с носа Саутера. Эдуард упал на стол, карты разлетелись во все стороны. Макс не отставал. Саутер поднялся, пытаясь сопротивляться, но тщетно. Макс обрушивал на него удар за ударом: лицо, живот, почки, лицо, солнечное сплетение. Каждый удар был точным. Унгемах бил не в полную силу — он мог убить этого беззащитного слабого человечка парой ударов, но не хотел этого. Пока не хотел. Время еще не настало.

Хрипя, Саутер повалился на пол, залитый его кровью, и только тогда Макс остановился. Запыхавшись, он склонился над своим противником. Костяшки пальцев болели, но то была приятная боль.

— Теперь… ты… скажешь… мне… — Макс ловил губами воздух, — что… ты сделал… с моей сестрой!

Ответом ему был лишь хрип. Отойдя на пару шагов, Унгемах оперся о стол, пытаясь отдышаться. Эдуарду Саутеру не убежать от него. Никуда больше не убежать. Но Унгемах не готов был убить его, не узнав, что случилось с Синой. Он десять лет ждал этого дня. Десять лет дрался, выбирая не тех врагов, срывал злость на ни в чем не повинных людях. Он искал правду там, где не мог ее найти. Но сейчас перед ним на полу лежал единственный человек, которому все было известно. И Макс выбьет из него правду, если понадобится. Ради Сины. Ради своего отца.

Подняв руки, Макс уставился на окровавленные костяшки пальцев. Те уже начали распухать. Эти руки могли убить. Или нет?

Макс дрожал, плечи сотрясались. Его затошнило, и он едва сдержал рвоту.

Какой-то шорох привел его в себя. Девочка! Он совсем забыл о маленькой слепой девочке.

— Сара? Сара, тебе не нужно бояться. Он больше не причинит тебе вреда. Я пришел сюда, чтобы спасти тебя. Ты меня слышишь, Сара?

Она не ответила. Унгемах задумался. Он не мог оставить ее здесь. Девочка не должна услышать, что он сделает с Эдуардом Саутером. Она и так испугана. Кроме того, сейчас она никому не доверяет. Но нужно как-то выманить Сару и вывести ее отсюда. Усадить в машину. Там она будет в безопасности.

— Сара, пожалуйста, выходи, я хочу помочь тебе.

Молчание.

Макс посмотрел на Саутера. Тот не представлял угрозы.

Унгемах направился к столу, освещенному лампой, опустился на пол и прислонился спиной к стулу. Подтянув ноги к груди, он обхватил их руками.

— Знаешь… — начал он, думая над тем, как успокоить девочку, чтобы она доверилась ему.

Где-то в глубине его памяти находились нужные слова, и Макс чувствовал, как они рвутся наружу.

Он позволил себе погрузиться в прошлое, в то время, когда его душа еще не была темницей, а тело — крепостью. Когда в его жизни был человек, который для него что-то значил. Человек, которого он любил…

— Знаешь… У меня… У меня была младшая сестра. Сина. Ее звали Сина. Она была очень похожа на тебя! — Макс невольно улыбнулся, постучав пальцем по носу. — Вся в веснушках, и казалось, будто на нос ей села большая пестрая бабочка. У тебя есть веснушки? У Сины были. И медно-рыжие волосы, сверкавшие в лучах солнца. Правда-правда! Она всегда заплетала их в косы, повязывая белым бантом. Очень красиво. Жаль… жаль, что она сама себя не могла увидеть. Моя сестра… Сина… Она была слепой, как и ты. От рождения. Она никогда в жизни не видела солнца и облаков, но не печалилась. Я часто описывал ей солнце…

Макс почувствовал, как катятся слезы по его щекам. Но ему не было грустно, вовсе нет. Он был счастлив, словно Сина вернулась. Ее рука вновь мягко легла на его плечо, он явственно ощущал это, теплая, нежная рука, и Макс опустил туда ладонь, касаясь детских пальцев…

— Она всегда была очень веселой. Самый веселый человек, которого я знал. «То, что ты видишь, я могу почувствовать на ощупь», — всегда говорила она. Когда мы шли куда-то вместе, она держалась за мое плечо, и я был ее глазами…

«Самое безопасное место в мире — рядом с тобой, Макс».

Эта фраза, вспыхнувшая в памяти, принесла с собой горечь. Она так ошибалась…

Он громко всхлипнул.

— Я… я подвел ее… — Запрокинув голову, Макс сглотнул слезы. — Она доверяла мне, а я подвел ее. Пришел этот человек и отнял ее у меня. Так же, как он забрал тебя.

Он больше не мог говорить. Голос срывался, пропитываясь слезами и горечью. Но тут Унгемах услышал скрип стульев. Где-то в глубине темного зала Сара вылезла из-под стола.

— Опиши мне солнце, — прошептала она из темноты.

Макс тыльной стороной ладони вытер лицо.

— Что? — его голос дрожал.

— Солнце. Опиши его, как ты описывал его сестре.

Это была проверка. Девочка выйдет из укрытия, доверившись ему, только если он сумеет описать ей солнце так, как делал это для Сины.

Макс закрыл глаза, вспоминая, и слова, эти поэтичные, напоминавшие музыку слова, тут же всплыли в его голове. Слова, которые так любила Сина.

— Солнце! — начал он тихо, но уверенно. — У солнышка нет рук, но оно гладит тебя по голове, и ты чувствуешь, как его тонкие пальцы ложатся тебе на лицо, греют кожу, проникают внутрь, согревая твое сердце. Иногда солнце нежное, как дыхание теплого ветерка, а иногда горячее, словно огонь костра, и тебе кажется, что ты сидишь совсем-совсем близко к этому пламени. Руки солнца могут обнять тебя, обернуть все твое тело, и тогда ты чувствуешь себя защищенной, словно малыш в животике у мамы. А когда вечером солнце клонится к горизонту, то прячется не сразу, оно прощается с нами, целует нас, и тебе кажется, что ты выходишь из теплой воды, и теперь, когда твоя кожа уже над водой, солнышко веет прохладой. Но оно всегда оставляет нас с верой в сердце — верой в то, что оно вернется.

Пауль, нервничая, постоянно поглядывал в зеркало заднего вида. Он проверял, не отстали ли Киндлер с Циллером, но его коллеги ехали прямо за ним. К ним присоединилась патрульная машина с двумя полицейскими. Никто не знал, что их ждет в старой гостинице, о которой рассказала им госпожа Цергузен, но после всего увиденного Пауль не хотел рисковать. Лучше подогнать тяжелую кавалерию, чем остаться без прикрытия. Довольно уже того, что Франциска, ни о чем не подозревая, пошла в этот зоомагазин и попала в ловушку.