— Капитан! Он пришел в себя! — раздался над головой Стефана приятный женский голос.

Внук герцога Нормандского тряхнул головой, и та отозвалась пронзительной болью. Он застонал, но больше от обиды и ярости, чем от нового ломящего затылок ощущения. Зрение несколько сфокусировалось, и он узнал в склонившейся над ним женщине Матильду.

— Это ты? — пробормотал он, будто ожидал увидеть на ее месте иную даму. — Проклятие!

Сознание возвращалось к нему быстро, точно голова его стала пиршественной чашей и теперь наполнялась вином. Он украдкой метнул взгляд на пояс, где в украшенных серебряными накладками ножнах висел замечательный толедской работы кинжал. Оружие было на месте. «Тогда была ночь, теперь светает, — мелькнуло у него в голове, — стало быть, прошло немало времени. Неужели же Матильда не заметила клинок? Нет, быть того не может. Тогда отчего не убила? Кто бы сейчас стал выяснять, как и отчего помер раб Божий Стефан Блуаский? Испугалась моих людей? Снова вряд ли. Она, конечно же, понимает, что стоит мне пойти на корм рыбам, единственное, что может спасти головы этих негодяев, это немедленно присягнуть ей на верность и с почетом доставить безутешному отцу-королю. Еще и награду получат, — прилетело вслед за этой мыслью. Он снова застонал и, ухватившись за руку кузины, попытался встать на ноги. — Быть может, не решилась, — подумалось ему. — Конечно же, не решилась».

Он глянул в глаза сестры. «Нет, чушь. Спокойной решительности ей не занимать. Да и не было у нас в роду грешивших робостью, сколь ни ищи. Не было».

— Вы живы, милорд? — Капитан, а с ним несколько воинов-блуасцев подскочили к своему господину, спеша поднять его.

— Мой корабль! Мой корабль погиб! — причитал убитый горем шкипер.

— Это гнев Божий, — тихо проговорила Матильда.

— Глупость! — скрипя зубами, процедил раненый принц. — Скажи еще, что Господь специально намыл здесь мель, чтобы мы влипли в нее, точно муха в джем. Где мы находимся?

— Чуть больше мили от Портленда, милорд. Эта проклятая отмель вечно меняет свои очертания! Если бы не Кракемар…

— Замолчи! — рявкнул Стефан Блуаский. Причитания старого морехода звенели сейчас в его голове подобно церковному колоколу. — Сколько воинов на корабле?

— Не больше тридцати, милорд, с матросами может набраться до пятидесяти. Многие погибли.

— Проклятие! — Принц закрыл глаза. — Этого мало, чтобы штурмовать замок.

«Да и что толку, даже если удастся обмануть городскую стражу и взять город на копье, скрыть захват не удастся, — мелькнуло в голове принца, — и спустя несколько часов замок будет окружен людьми графа Дорсета. Этот волк своего не упустит. Даже если в порту окажется надежный корабль, уже завтра король будет знать, где мы находились, и тогда вся затея псу под хвост. Быть может, податься к королю Людовику? Француз охотно примет этакий подарок».

Но одна только мысль, что ему вновь придется ступать на палубу корабля и бороздить холодные волны, в которых поджидает его желтоглазый Кракемар, заставила все тело покрыться великим множеством больно кусающихся мурашек.

— Надо спасаться, милорд! Корабль с мели не снять, а даже если прилив и сделает это, мы пропали. В трюме течь. Воды уже по грудь, а спустя несколько часов…

— Зачем ты говоришь мне об этом? — процедил, морщась от боли, граф Стефан. — Рубите мачты, разбирайте палубу, делайте плот. Пока отлив, мы должны добраться до берега.

— Но там же люди короля! — всплеснул руками шкипер.

— Я знаю, — огрызнулся граф Стефан. — Но людей можно убить, можно обмануть, можно подкупить. А с морем ты этого не сделаешь, старый дурень. Делайте плот. Воинов и леди Матильду с ее чертовыми дамами переправляем на берег. Остальные, если хотят жить, пусть спасаются как могут. Сейчас до рассвета главное — незаметно обогнуть город. Дальше будут пустоши да леса.

Если вдруг придется, то вдали от побережья мы вполне сможем выдать себя за людей графа Дорсета, направляющихся в Йорк по указу короля. Вряд ли кто-то всерьез решит допытываться у такого отряда, кто мы и откуда.

Дорогая Матильда, — Стефан Блуаский попробовал усмехнуться, но получившаяся гримаса больше походила на злобную маску, — даже проделки какой-то глупой рыбы не изменят вашей участи. А милый дядюшка, паче чаяния, и подавно будет на моей стороне, покуда мы не доберемся до Уэльса. Судьбу надо держать за горло, если хочешь, чтобы она улыбалась!

Леди Матильда покачала головой и, вздохнув, отошла в сторону.

— Это правда, милая сестрица! — с раздражением крикнул Стефан Блуаский и от боли закрыл глаза. Сквозь марево в его голове слышались резкие, как удары плети, окрики капитана, стук топоров и шум волн, все больше и больше разрушающих корабельный остов. «Главное сейчас — не пропустить отлив, — прошептал он, силясь не потерять сознание. — И все же, почему она меня не убила?»

В основе искусства жить — свобода от всех видов страха.

Баярд

Анджело Майорано глядел в высокое синее небо, где, раскинув крылья, величаво парил белоснежный аист.

— Порожняком идет, — глядя, куда направлен взор капитана, прокомментировал Лис. — Видать, уже где-то отбомбился.

Мултазим Иблис кинул на скачущего рядом неуемного остряка взгляд, полный нескрываемой досады. Неожиданно для себя он ощутил острую неприязнь к этому бойкому на язык верзиле, который во что бы то ни стало норовил прокомментировать все услышанное и увиденное. Каждый день вольного, а затем и невольного пребывания на суше Анджело Майорано ощущал невыразимую тоску по бескрайней изменчивой морской глади, по раскачивающейся под ногами корабельной палубе. Конечно, выделенный ему от щедрот бахмат тоже тряс неимоверно, но это было совсем другое ощущение.

— В тех местах, откуда я родом, — сдерживая себя, чтобы не наговорить языкатому «соратнику» грубостей, начал дон Анджело, — аист — птица священная.

— О чем он говорит? — поинтересовалась откровенно скучавшая в дороге севаста.

— О птицах, моя госпожа. — Вальтарэ Камдель склонился к окошку возка. — Если желаете, могу вам перевести.

— Окажите любезность, — кивнула Никотея.

— Когда-то давно, — продолжал капитан «Шершня», — на одном из островов, которых великое множество в Эгейском море, произошло какое-то чудовищное нашествие змей. Казалось, они повсюду. Нельзя было подойти к берегу, чтобы не увидеть свернувшегося гада, греющегося на солнце среди камней. Порой они даже заползали в дома. Нечего и говорить, что люди жили в постоянном страхе, боясь не то что выйти на улицу, но даже поутру открыть глаза. Вы только представьте, утром просыпаешься, а над тобой — голова змеи…

— А в зубах яблоко, и шипит она этак с набитым ртом: «Съешь его!» Кстати, мессир рыцарь, все собирался выяснить, как это первобытный удав нашу общую пращурку ушипел навзничь, болтать-то ему вроде нечем, ну, понятное дело, кроме хвоста.