до последнего дня. Читал про золотую лихорадку у Джека Лондона, считал это художественным вымыслом, потому что на Колыме золото звали просто «металлом», а на Клондайке грабили и убивали друг друга, если верить писателю. Но это были не наши, какие-то чужие люди. Если Володька подхватил эту странную болезнь золотушников, тогда с ним не справиться, он много сильнее физически, ружьем его не запугать… «Может напоить вечером водкой, а с похмелья какая работа? Сентябрь в самом разгаре, тут каждый день на счету».

Он брел через уступы к седловине, где возвышались столбцы неподвластные дождю и ветру миллионы лет и которые он собирался разрушить, чтобы добыть несколько тонн золотоносной руды. И думал о странной, неподвластной логическому пониманию власти золота над человеком. Работая в газете, пытался исследовать этот вопрос на основе экономического анализа, пытался найти связь с биоэнергетикой, биоценозом, потому что еще тысячи лет назад этот металл стал табуированным, сакральным и эта сакральность дошла до XXI века, отражаясь в сережках и кольцах, которые цепляют люди на свои пальцы, уши, запястья. Вот и Володька вдруг переменился, подержав в горсти кучку золотого шлиха…

Иван сделал предметную зарисовку водораздела с уползающей змеей Дялтулой, обозначил притоки в виде ручьев, с длинными галечными низинами. Отдельно набросал на бумагу гранитные столбы, горный кряж, вздыбившийся здесь неожиданно среди покатых низких сопок Зейского водораздела.

Володьку у дома не застал, он продолжал упорно мыть в одного, что тяжело, неудобно: надо таскать, буторить и одновременно промывать грунт… Ружье обнаружил в палатке под спальником, с двумя заряженными стволами. Патроны выложил, ружье положил на место. Сварил на костре рисовую кашу с тушенкой и подумал, что есть повод звать старателя к ужину, а он возник сам из-за деревьев и молча, что было так непривычно, стал стягивать мокрую от пота спецовку, резиновые сапоги.

— Блин, даже кашу не можешь путёво сварить! — буркнул он и посмотрел с неприязнью. — Вот отец твой настоящий председатель, а ты так, ни два, ни полтора…

Он явно нарывался на спор, ругань, но Малявин ничего не ответил. Поднялся, пошел с ведром за водой, понимая, что спорить бессмысленно, тем более, что по правде-то Арифов прав, отец умел всё. Что делать в такой ситуации он не знал, лишь твердо был уверен — надо немедленно возвращаться в Дипкун, со дня на день пойдут осенние дожди, и тогда можно не выбраться отсюда. Отец заставил освоить бульдозер, заставил неделю поработать на вскрышном полигоне, толкая пески, что поначалу возбуждало, радовало новизной. Самое трудное оказалось умение обращаться с бензиновым пускачом, который то глох, то ревел на пронзительной ноте так, словно хотел взорваться на мелкие части. Но полигон — это одно, а дорога через перевал, совсем другое. Если Арифов — теперь он не называл его Володькой — откажется ехать, то придется оглоушить и связать, а дальше, как масть ляжет…

Утром Малявин проверяет привязку груза на трелевочной платформе. Оглядывается на палатку. Затем раскручивает, заводит пускач, осторожно переводит на разогрев двигателя. Самое трудное — это умелая регулировка бензинового пускача, который то моментально глохнет под нагрузкой, то ревет на пронзительной ноте, словно хочет взорваться. Но справился. Володька выскакивает наружу с перекошенным от злости лицом, вскидывает ружье.

— Глуши трактор! Командир недоделанный…

Малявин лезет в кабину. Выжимает сцепление, включает передачу, трелевщик грохочет траками по прибрежной гальке. Берет в руку монтировку. Оборачивается, смотрит.

Володька переломил ружье, заглядывает в пустые стволы.

— Стой! Погоди… — разносится по долине.

Глава 12. Смерть старателя

Ахметшахов объединил дело преступной группировки Озоева и дело о подрыве дома Цукана, чтобы взять расследование под контроль ФСБ. Прокуратура мешала, доказывая, что это всего лишь уголовное преступление на основе раздела сфер влияния на рынке драгметаллов. Рапорты и донесения по инстанции от начальника УФСБ по Магаданской области нашли поддержку в Москве. Собранный материал по подрыву прокуратура после долгих препирательств передала ФСБ, что одни расценили, как очередную попытку принизить роль службы безопасности, а другие — как доказательство того, кто сегодня в доме хозяин…

Дмитриенко содержали в следственном изоляторе, постоянно допрашивали разные следователи, а он упорно отрицал вину в систематическом хищении золота с ЗОФ. А тем более организацию преступного сообщества. Начальник охраны Кухненков скоропостижно умер весной после отравления паленой водкой. Начальник пробирной лаборатории Бондарева на допросах рыдала, рвала на голове волосы и всячески пыталась выгородить Дмитриенко: приписки в актах взяла на себя. Косвенные источники подтверждали причастность главного инженера к продаже драгметалла группировке Озоева, но прямых улик найти не удалось. Факт скупки краденого золота Дмитриенко не отрицал, но это тянуло максимум на условный срок по ч. 2 ст.191 УК РФ «факт покушения на совершение незаконной сделки с драгоценным металлом», поэтому суд имел право не продлевать содержание под стражей во второй раз без веских на то оснований…

Больше от безысходности, чем по наитию, Ахметшахов взялся заново просматривать личное дело главного инженера Дмитриенко, ответы на запросы по линии ФСБ. Все казалось предельно понятным: мать — коренная москвичка, инженер-технолог, отец — партийный работник, умер в 1986 году, короткая автобиографическая справка, средняя школа, политехнический институт. В армии не служил по причине плоскостопия. Специалист. Приехал из Москвы и согласился поехать в отдаленный район, что само по себе удивительно. Почему ушел из престижного «Главзолота»? За северным длинным рублем потянулся? Возможно. И все же тень сомнения оставалась…

Смирнову досрочно присвоили звание капитана, по представлению Ахметшахова, за успешно проведенную операцию с Дмитриенко и участие в поимке чечено-ингушских бойцов Резвана Мансурова. Смирнов настоял на том, чтобы у задержанных произвели подноготные срезы. Криминалисты обнаружили там следы гексогена и пластида. Вскоре в якутском аэропорту задержали самого Резвана, организовавшего убийство Аркадия Цукана с помощью заложенной под крыльцо взрывчатки, а ранее подрыв техники в Сусуманской артели «Заря» с тем же исходным материалом.

Капитан улыбался, довольный и новым своим положением, и той небольшой удаче, без которой дознание порою заходит в тупик. Он принес рапорт от начальника следственного изолятора. Дмитриенко попытался передать записку на волю с подследственным. Записка предназначалась Кахиру Баграеву. Обычная записка с просьбой организовать передачку с продуктами и сигаретами, встречу с адвокатом, а в конце истеричное: гэбисты достали, выдергивайте скорей!

Ахметшахов внимательно просмотрел торопливую карандашную скоропись. Вдруг его словно бы торкнуло. Открыл пухлое дело, нашел автобиографию, написанную Дмитриенко с некоторым изяществом технаря, приученного к шрифтам на занятиях по начертательной геометрии и при составлении курсовых проектов. Положил рядом записку и понял, что это написано разными людьми.