Девятнадцатая династия была основана неким Парамсесом, который за свою длинную жизнь удостоился множества важных титулов, как религиозных, так и жреческих, а кроме того, военных званий. Когда царь Хоремхеб призвал его в Фивы для надзора за строительством храма в Опете, Парамсес передал большую часть титулов и должностей своему сыну Сети, который к этому времени был уже зрелым мужем.

Мелкие чиновники старались во всем подражать важным государственным персонам. Некий Неферперит, один из членов личной свиты фараона во время экспедиции к горам Речену, отправил в Египет четырех финикийских коров, двух египетских коров и быка, предназначавшихся Дому миллионов лет. Ему удалось устроить своего брата хранителем этого небольшого стада, а сына – носильщиком кувшинов с молоком в Доме миллионов лет. Эти должности не только оставались за ними на всю жизнь, но и переходили дальше от отца к сыну. Подобная практика ни у кого не вызывала нареканий: любой отец старался обеспечить своему сыну надежное место. В одной из гробниц мы можем прочитать заклинание, предназначенное как раз для этой цели: «Если желаешь, чтобы твое место перешло детям твоим, скажи слова эти…» А тот, кто недостойно ведет себя в чужой гробнице, подвергается серьезной опасности: «Не станет его, и сын не займет место его». По закону не только плохо зарекомендовавший себя чиновник лишался своей должности и подвергался суровым наказаниям, но и дети его лишались всех привилегий и низводились до простых рабочих или рабов. Однако из всего этого вовсе не следует, что после смерти отца ответственная должность, требующая знаний и способностей, непременно сразу переходила к сыну. Дети чиновников поступали на службу, едва окончив школу, и поднимались по служебной лестнице в соответствии со своим усердием и талантом, хотя порой немалое значение имело и могущество их покровителей.

Школы обычно появлялись при храмах. Бакенхонсу, будущий верховный жрец Амона, двенадцать лет посещал «школу письма» в храме Владычицы Неба. В ограде Рамсесеума, Танисе, Дейр-эль-Медины и в других святилищах найдены остраконы и папирусы со школьными упражнениями. Обучение начиналось рано. Бакенхонсу исполнилось всего пять лет, когда его отправили в школу, но, возможно, его отец, прославленный жрец, считал сына очень способным. Во всяком случае, когда маленькие мальчики переставали бегать голышом и повязывали свой первый поясок, приходила пора отправляться в школу.

Писцы со своими инструментами (Мастаба Мереруки)

Мы уже знаем, что будущего военачальника разлучали с семьей в юном возрасте, а учащиеся обычных школ жили дома. Маленький школьник брал из дома корзинку с хлебом и кувшинчиком пива, которые мать давала ему каждое утро. По дороге в школу и на обратном пути он мог вволю браниться и драться со своими школьными друзьями. Одна недавно опубликованная египетская сказка рассказывает нам о способном ученике, превосходившем умом своих старших друзей. Однажды они узнали, как можно лучше всего досадить ему, и стали приставать: «Чей ты сын? Разве нет у тебя отца?» Он ничего не ответил, поэтому его колотили и насмехались: «В самом деле нет у тебя отца!»

Ребенок прежде всего учился читать и писать. Папирус был слишком дорог, чтобы его давать школьникам, поэтому им раздавали полированные пластинки известняка, разграфленные в линейку или в клетку. В Фивах довольствовались грубо обтесанными осколками камня. Они служили «тетрадями» для упражнений. Школьники учились выводить на них отдельные иероглифы или скорописные знаки, делать маленькие рисунки, а позднее – переписывать все более и более длинные отрывки текстов. На некоторых есть даже даты. Если бы у нас было достаточно таких «тетрадок», мы бы узнали, сколько времени требовалось египетскому школьнику, чтобы прочесть и заучить наизусть такие классические тексты, как «Гимн Нилу» или «Поучение Аменемхета». Перепортив достаточно этого дешевого материала, школьник – теперь почти «студент» – получал драгоценный чистый папирус, на который переписывал уже не отрывки, а целое произведение. Сидя на корточках, он разворачивал свиток ровно на ширину стандартного листа, ставил рядом чернила красные и черные. Выбирал из пенала подходящие кисточки и принимался переписывать либо сказку, либо сборник стихов или притч или же копировал разные иероглифы. Заглавия и начальные строки писали красными чернилами, остальной текст – черными. Но каждый писец был в то же время рисовальщиком и художником. Для расцвечивания своего рисунка он пользовался разными красками – зелеными, синими, желтыми и белыми.

Образование заключалось в заучивании классических и священных текстов и обучении не только грамматике, но и письму и основам рисунка. Египетские чиновники выполняли самые разнообразные обязанности и с удивительной легкостью переходили с одной должности на другую. Уна был сначала стражником и судьей, затем занимался поиском камней в далекой стране, строил корабли, очищал каналы, а когда разразилась война, стал начальником войска. «Студенты» должны были знать законы и уложения, историю и географию и разбираться в основах техники. Не знаю, проводились ли у них экзамены и получали ли они дипломы, но, похоже, нечто подобное было, если вспомнить, какие вопросы задавал писец Хори своему коллеге, желая уличить его в невежестве: каков рацион войска на марше? Сколько нужно кирпичей для постройки платформы заданных размеров? Сколько нужно людей для перевозки обелиска? Как поставить на пьедестал колоссальную статую? Как организовать военную экспедицию? И под конец целый ряд вопросов по географии Сирии. Чтобы ответить на столь разнообразные вопросы, необходимо обладать весьма обширными познаниями в разных областях.

Разумеется, не все будущие писцы проявляли в учебе одинаковое рвение. Иногда учителя отчаивались, глядя на ленивых учеников. «Пиши рукой своей, – без конца повторяет писец Аменмос, – советуйся со знающими больше, чем ты… Будь настойчив в работе ежедневно, и ты овладеешь своим делом… Не проводи ни одного дня в безделье, иначе будут бить тебя. Уши юноши – это спина его, и он внемлет, когда бьют его. Слушай внимательно слова мои, это тебе пригодится. Обучают обезьян танцам, объезжают лошадей. Будь настойчив в получении советов! Не ленись! Пиши! Не поддавайся пресыщению письмом, внимай словам!» Этот педагог думает или делает вид, что думает, будто единственные враги учения – это лень и упрямство. Но раз уж укрощают и дрсесируют животных, он рассчитывает, взывая к честолюбию и здравому смыслу, а главное, с помощью наказаний наставить заблудшего «студента» на путь истинный, который ведет к самым высоким должностям. Увы, у молодых египтян были куда более пагубные склонности. Другой наставник, настроенный на тот же лад, что Аменмос, но гораздо лучше осведомленный, говорит так: «Я слышал, что вы не упражняетесь в письме, а шляетесь из таверны в таверну, и несет от вас пивом… Вы подобны святилищу без бога его или дому без хлеба. Видели вас, когда вы шли, задевая стены, и люди шарахаются от вас. О, если бы знали вы, сколько зла от вина, и могли бы отказаться от кувшинов с вином. Но вы отказались от вашего достоинства». Это еще не самое худшее. Поскольку египтянину ничего не стоило завести наложницу, купить или даже нанять рабыню, публичных домов было немного, однако они все же существовали. В них «студенты» пили сверх меры, здесь приводили к ним танцовщиц, певиц и музыкантш, которые, даже если принадлежали к культу Амона, зарабатывали, продавая свое тело. Здесь можно было услышать иноземную музыку, здесь пели песни и декламировали стихи под звуки тамбурина и арфы. Здесь предавались всем мыслимым наслаждениям, чтобы потом, под утро оказаться на улице, шатаясь бродить по городу и наконец уснуть в сточной канаве или ввязаться в драку с первым встречным.