А материалов этих было «предостаточно», утверждал Стил. Речь шла не только об инциденте с «золотым дождем» в номере московской гостиницы. Отчет Стила от 14 сентября цитировал «два компетентных петербургских источника», которые рассказывали о том, что Трамп давал взятки во время своего визита в этот город, пытаясь получить там бизнес, а также «участвовал в секс-вечеринках». Араз Агаларов, бизнес-партнер Трампа по конкурсу «Мисс Вселенная», предположительно был в курсе этих эскапад. Но «всех непосредственных свидетелей» заставили замолчать — «подкупили или принудили исчезнуть».

Симпсон прочитал эти отчеты и воздел руки к небу… Главной целью сбора компрометирующих материалов на конкурентов всегда было найти информацию о кандидате-сопернике, которая могла бы быть полезна клиенту, — как повод для агрессивной телевизионной рекламы или тема для разговора во время дебатов. А что ему делать со всем этим хламом? Каким образом могла бы использовать эту информацию кампания Клинтон? Не было никакого способа подтвердить большую часть изложенного. Позднее Симпсон скажет своим коллегам: «Материалы Криса были по большей части непригодны к использованию».

Даже партнер Стила Крис Берроуз сомневался в правдивости некоторых деталей этого материала. Лишь оно их успокивало: все думали, что Клинтон одержит над Трампом верх. «Мы не особенно волновались, собирая неудобную информацию на кандидата, который не должен был победить», — говорил позднее в частной беседе Берроуз.

И все же за всей этой сенсационной неподтвержденной информацией Стил ясно видел более общую истину: действительно существовала амбициозная кампания Кремля по оказанию влияния на американский электорат. Взлом сети DNC и последовавший за ним вброс писем через WikiLeaks это подтверждали. Кроме того, эта кампания, согласно утверждениям Стила, породила смятение внутри Кремля. Песков, доверенный пресс-секретарь Путина, в чьи обязанности предположительно входил контроль за проведением кампании, «до смерти» боялся, что станет козлом отпущения, если в ответ на российское вмешательство в выборы последует симметричная американская реакция. Из Вашингтона отозвали некоего российского дипломата, о котором говорили, что он причастен к операции, — опасались, что его роль станет известна. (Позже выяснится, что кремлевский дипломат с похожим именем был действительно отозван в Москву примерно в это время.) Однако казалось, что сам Путин обо всем этом не беспокоился. Как писал Стил, он был «на данный момент в целом удовлетворен ходом антиклинтоновской операции».

В последнем докладе Стила Симпсону содержалось предостережение: готовится большее. У русских есть дополнительный компромат на Клинтон. Они ищут возможность сбросить материалы через каналы, от которых можно было бы надежно откреститься. Снова вброс почты Клинтон? Это совпадало с тем, о чем писали Джулиан Ассанж и Роджер Стоун.

К тому времени Симпсон узнал нечто такое, чего почти никто больше не знал: Стил передал свои первые отчеты в ФБР, и Бюро их изучало. И Симпсон придумал способ, как извлечь пользу из материалов Стила. Он намеревался привезти Стила в Вашингтон и устроить брифинг для небольшого числа репортеров. А затем, надеялся Симпсон, репортеры воспользуются своими источниками и пронюхают, что делает ФБР со всей этой информацией. Это могло бы даже сподвигнуть Бюро воспринимать доклады Стила более серьезно.

Симпсон сфокусировался на одном из отчетов Стила, не имевшем ничего общего с секс-вечеринками: на меморандуме о путешествии Картера Пейджа, члена команды Трампа по внешней политике, в Москву в начале июля. В записках Стила утверждалось, что в Москве Пейдж встречался с высшими российскими чиновниками, включая шефа «Роснефти» Игоря Сечина, путинского близкого друга, попавшего под санкции Соединенных Штатов в связи с интервенцией России в Украину. Предполагалось, что Пейдж и Сечин обсуждали возможность и условия снятия санкций в президентский срок Трампа. Эта информация была провокационной и, вероятнее всего, проверяемой; она могла бы стать доказательством связи между кандидатом в президенты от демократов и Кремлем.

Не один Симпсон думал в этом направлении. В конце августа в доме сенатора-демократа Гарри Райда в Лас-Вегасе раздался телефонный звонок: совершенно неожиданно для Райда на другом конце провода оказался директор ЦРУ Джон Брэннан. Он спросил Райда, нет ли у того на примете места, где они могли бы переговорить по телефону, не боясь прослушки. Это приглашение было более чем необычно. «Конечно», — ответил Райд. Он договорился с местным офисом ФБР, и по защищенной линии в течение пятнадцати минут Брэннан ввел Райда в курс последних разведывательных сведений о российском вмешательстве в выборы в США.

То, что Брэннан рассказал Райду тем утром, повторяло его брифинг, проведенный для «Банды восьмерых» — лидеров большинства и меньшинства в Палате представителей и в Сенате и руководителей от демократов и республиканцев двух комитетов Конгресса по разведке. Тот факт, что Брэннан решил поговорить с Райдом один на один в то время, когда Конгресс был на каникулах, был признаком срочности дела.

Брэннан представил Райду картину во всей полноте. Разведывательное сообщество пришло к выводу, что хакерскую атаку на демократическую мишень и последующий сброс документов на открытый доступ провела Москва и за всем этим стоял Путин. Хуже того, существовали признаки возможных попыток вмешательства в систему выборов и даже подтасовки результатов со стороны тайных «технических» сотрудников Москвы. Брэннан поделился также подозрением, существовавшим в разведывательном сообществе, что сотрудники и советники Трампа поддерживали контакт с русскими и, вероятно, были причастны к тайной российской операции.

Райд был потрясен услышанным, сказал один из помощников, бывший тогда вместе с ним в Лас-Вегасе. Райду показалось, что у Брэннана был важный мотив для подобных действий. По зрелом размышлении он заключил, что шеф ЦРУ полагал: публика должна знать о российской операции, включая сведения о возможных связях с кампанией Трампа. Когда позже Райда спросили, предполагал ли Брэннан, прямо или косвенно, что Райд обнародует информацию, доступную разведсообществу, Райд ответил интервьюеру: «Как вы думаете, зачем он мне звонил?»

Райд начал действовать. 27 августа, через два дня после брифинга, он написал необычное письмо директору ФБР Коми: в последнее время он очень обеспокоен «угрозой вмешательства в американские президентские выборы со стороны российского правительства, которая гораздо шире, чем то известно, и не исключает намерения фальсифицировать официальные результаты выборов». Кроме того, «прямая связь между российским правительством и президентской предвыборной кампанией Дональда Трампа становится все более очевидна… Перспектива активных попыток враждебного правительства подорвать наши свободные и справедливые выборы представляет одну из серьезнейших угроз нашей демократии со времен холодной войны».

Это были будоражащие заявления. Но у Райда, столь же ярого приверженца своей партии, каким был и его визави республиканец Макконнелл, был готов план действий. Он хотел, чтобы ФБР открыло расследование относительно кампании Трампа; а еще он хотел, чтобы общественность была осведомлена о ходе расследования. Связи между кампанией Трампа и Кремлем, писал Райд, должны быть «прощупаны тщательно и всеми доступными современными средствами». Райд назвал ФБР крайний срок обнародования его находок перед американскими избирателями: до выборов.