Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так бывает чуть ли не каждый день. Когда отец приходит с работы, он почти всегда приносит какую-нибудь книжку. Книжки эти старые, растрепанные. Он покупает их у старьевщика. У некоторых нет переплета, вырваны листы, у других рассыпаются все страницы. Отец садится на кровать в углу комнаты и старается привести книгу в порядок. Потом ложится и принимаемся читать. Вот тогда-то мама и начинает посылать его на базар…
А однажды все было не так, как всегда.
В тот год зима началась очень рано. В прежние годы у нас дома всегда успевали постирать и перестегать заново ветхие ватные одеяла. А на этот раз не успели. Пришли холода, и мы остались со старыми одеялами. Одеяла были грязные, вата в них слежалась и сбилась комками, и они ничуть не грели.
Курточка мне стала совсем мала. И свитер сильно обтрепался. Я надевал вниз старую рубашку, на нее свитер, а поверх него еще рубашку.
В тот день было очень холодно. Когда я принес отцу чай, он увидел, что у меня зуб на зуб не попадает. Тогда он спросил:
— Ты чего свою куртку не носишь?
— Она мне мала стала. Теперь ее Маллу носит. Купите мне новую куртку.
— А что, ту совсем носить нельзя?
Тогда я взял у Маллу куртку и надел ее. Руки чуть не до локтей торчали из рукавов, а если застегнуть пуговицы на груди, то и дышать нельзя было.
Отец увидел и говорит:
— Вот ты какой большой стал!
Уголки губ у него дернулись, и он даже вроде как засмеялся. Я никогда не видел, чтобы отец смеялся. А тут у него и глаза, похоже, смеялись. Но только одну минутку. Потом он сразу грустный стал, как всегда. И глаза опять такие, будто у него что-то постоянно болит.
В тот день он и газету не читал, и за книжки свои не брался. Газету положил в шкафчик над кроватью, где у него книги лежат. А потом сел, подпер голову руками и долго сидел так, думал. Когда мама ему велела за овощами сходить, он ни слова не сказал. Взял сумку и сразу пошел на базар.
Потом он несколько дней газету не покупал и книг от старьевщика не приносил.
* * *
Мы узнали обо всем, что случилось, только через несколько недель. Было это так. Мы вернулись из школы и увидели, что отец сидит у окна и читает. Посмотрел он на нас, а потом опять за книжку взялся. Да только видно было, что ему не читается. Для нас всегда днем оставляли лепешки. А в этот день лепешек не было. И на базар вечером мама отца не посылала. На ужин мама дала нам по две лепешки с солью и водой, а сама вдруг заплакала. Плачет и говорит:
— Ваш отец уже два месяца не работает.
Дальше нам все было понятно.
Отец каждый день ходил искать работу. Из дому он уходил рано, раньше, чем мы шли в школу, а возвращался поздно вечером. Вид у него был усталый и расстроенный. Он садился на кровать, подпирал голову руками и подолгу сидел так. Мы с братом в другом конце комнаты учили уроки. Мы старались не показывать виду, что нам что-то известно. Мать ставила перед отцом табурет и приносила что-нибудь поесть. Мы видели, что каждый раз еды у нее на подносе было все меньше и меньше. Нам делалось страшно: вдруг наступит такой день, когда мама принесет отцу поднос, а на нем ничего не будет? Отец съедал одну лепешку и говорил:
— Не хочется мне больше.
Тогда и мы стали говорить так же. Поедим немножко, а потом воды напьемся и говорим:
— Есть больше не хочется.
Сначала мы, конечно, притворялись, а потом и вправду привыкли. Нам и в самом деле есть не очень хотелось.
Мама стала какая-то словно напутанная. Это было совсем на нее не похоже и как-то непонятно. Ни к чему она теперь не придиралась, ничего не требовала. Даже отца не ругала за его привычку все время читать. Правда, читать-то отец почти совсем перестал. Он все больше лежал, а если брал книжку, то очень скоро ее захлопывал, тушил лампу и ложился спать. Наверное, мама еще сильнее пугалась оттого, что видела, как переменились у отца привычки.
Как-то раз вместе с отцом пришел человек. Мы его знали. У него на углу нашей улицы была лавочка, и он торговал всяким подержанным товаром.
Мама собирала со всего дома вещи и складывала на середину комнаты. Под конец она принесла свою швейную машинку. Смотрим, мама такая расстроенная и бледная, что вот-вот упадет. Торговец хотел помочь ей, протянул руку к машинке. Только мы напрасно за маму боялись. Она осторожно поставила машинку на пол, вытерла руки концом сари и начала торговаться. Торговалась она за каждую вещь и не хотела уступать ни пайсы.
В тот день мама опять послала отца на базар. И никто из нас вечером не говорил, что есть не хочется.
Правда, это недолго было.
Мама как-то сказала отцу:
— Может, я поищу какую-нибудь работу?
— Ты? — удивился отец. — Какую же работу ты будешь искать?
— Откуда мне знать? Потому я и спрашиваю.
— Выкинь это из головы — вот что я тебе скажу! Еще неделю-другую перебьемся, а там наши дела наладятся.
Неделя, а за ней другая прошли быстро. Дела у нас все не налаживались. О работе мама с отцом больше не заговаривала. Только вдруг как-то раз за ней зашли соседские женщины — и она отправилась с ними. А вернувшись, принесла с собой огромный узел и сразу же уселась кроить и шить. К вечеру смотрим — у нее уже готово несколько блузок и нижних юбок. Швейной машинки в доме теперь не было, и мама шила на руках.
Когда отец вернулся, он очень удивился. Хотел что-то сказать, но промолчал.
Готовые вещи мама вместе с другой женщиной отнесла лавочнику. Она стала ходить за работой каждые два-три дня. Да только работу ей не всегда давали. Бывало, что и с пустыми руками домой возвращалась.
Отец читать совсем перестал. А один раз пришел с незнакомым человеком. Усадил его на табурет и принялся доставать книги из своего шкафчика. Оказалось, человек этот скупает и продает старые книжки. Повертел он в руках отцовские книги, в одну кучу сложил которые совсем рваные, в другую — которые поновее. Потом долго считал что-то