— Я думаю, что владыка благой и премудрый испытывает нас.

— Испытывает? Каким образом? — вопросил Ршава.

Несколько человек подошли ближе, другие вытянули шеи, прислушиваясь. Видесские миряне всегда с удовольствием слушали, как священники спорят по вопросам веры. И частенько не стеснялись встревать в их беседы.

— Ну, он вроде как хочет проверить, останемся ли мы ему верны в тяжелые времена, — пояснил Трифон. — Здесь, в Поданде, мы остались.

Он очертил напротив сердца символ солнца. Его жест повторили почти все слушатели, включая буфетчика и пристроившуюся рядом служанку.

Ршава тоже очертил солнечный круг. Люди усомнятся в нем, если он, священник, этого не сделает. Но все же он возразил:

— Не хочу обидеть ни вас, ни ваш город, но я в этом не столь уверен, святой отец.

— Нет? Как так? — воинственно поинтересовался Трифон.

Ршаве стало интересно, когда тому в последний раз говорили, пусть даже вежливо, что он не прав.

— Вспомни символ веры, — подогрел спор Ршава. — Разве не говорится в нем, что благой бог заботится о том, «дабы разрешилось великое искушение жизни нам во благодать»?

— Говорится. Воистину говорится. Конечно, говорится. — Трифон снова очертил на груди солнечный круг. — И я скажу, что это доказывает мою точку зрения. Разве это не великое испытание нашей жизни? Разве не проверяется наша вера в благого бога? — И он улыбнулся слушателям в буфетной, которые наверняка и раньше выслушивали его аргументы.

— Растолкуйте ему, что к чему, святой отец! — крикнул кто-то из них, и местный священник улыбнулся еще шире и благодушнее.

— Очень остроумно. — Ршава произнес это так, чтобы подразумевалось «весьма очевидно». Поняв это, Трифон разозлился. Игнорируя его чувства внешне, но наслаждаясь ими в душе, Ршава продолжал: — Боюсь, ты не принимаешь во внимание весь текст символа веры. Подумай над фразой «Да разрешится великое искушение жизни нам во благодать». — Он выделил интонацией три последних слова.

— Ну? И что в них такого? — Трифон уже почти фыркал и бил землю копытом, готовый броситься в атаку, выставив рога.

— Что в них такого? А ты оглянись. — Ршава обвел комнату рукой. — Разве великое испытание жизни решается нам во благодать? По-моему, нет. Гражданская война рвет Видесс на куски. Из-за нее варвары перешли границу, рыскают там, где хотят, и творят все, что захотят. Можешь ли ты отрицать это?

— Только не здесь, клянусь Фаосом! — выдал кто-то из толпы заплетающимся от вина языком.

Трифон кивнул, поддакивая.

— Нет, не здесь. — Изящный поклон Ршавы был полон иронии. — И Поданд, разумеется, единственный великий и истинный центр жизни в империи Видесс. И хаморы уже кончили грабить и убивать…

Некоторые слушатели улыбнулись и приосанились, приняв его слова всерьез. Дураки, что с них взять! Ршава обратил внимание на тех, кто заворчал и забормотал. Они могли распознать в речи сарказм, и Трифон оказался одним из них.

— Куда это ты клонишь? — рявкнул он напряженным голосом.

— Видесс раздирает гражданская война, — повторил Ршава. — Скопенцана пала… и разрушена. Ликанд, недалеко на север отсюда, тоже мертвый город. Кто может сказать, сколько еще других городов было уничтожено? Вы сами знаете, что кочевники вовсю разоряют деревни и фермы. Каким станет урожай осенью? И будет ли вообще осенью урожай? Что вы станете есть, когда в кладовых не будет зерна? Своих собак и кошек? Друг друга? Разве великое искушение жизни решается вам во благодать?

Ответом ему стала тишина. Прелат коснулся самых глубоких и тайных страхов людей, собравшихся в буфетной. Даже буфетчик, крепкий мужчина с суровым и покрытым шрамами лицом, осенил себя святым символом Фоса. Он стал в этом далеко не одинок. Медленно, очень медленно Трифон вновь спросил:

— И что ты хочешь этим сказать?

— Я ничего конкретного не говорю. Но я задал вопрос, который, на мой взгляд, необходимо задать.

— Ты спрашиваешь, кто из богов сильнее: Фос или Скотос? — Трифон плюнул на утоптанный земляной пол.

Ршава тоже плюнул. Да, задача оказалась нелегкой. Он спросил:

— А тебе не кажется, что ныне этот вопрос следует задать?

Трифон, уже не улыбаясь и не радуясь, пронзил его яростным взглядом.

— Мне кажется, что задавать такой вопрос — ересь. Клянусь благим богом: по-моему, даже мысленно задать такой вопрос — уже ересь.

Люди по всей буфетной закивали.

— А тебе не кажется, что самое важное в доктрине то, что она должна быть истинной? — спросил Ршава.

— Я считаю, что наша святая и ортодоксальная вера истинна в том виде, в каком ее формулируют синоды уже множество лет, — ответил Трифон. — Станешь ли ты это отрицать? Если да, то это докажет, что ты не настоящий священник, а воистину еретик и заслуживаешь того, чего заслуживают еретики.

После этих слов люди снова закивали.

— Сколько видессиан уже убили друг друга? Сколько других кочевники искалечили, изнасиловали и убили? — вопросил Ршава. На его совести тоже было изнасилование и убийство, но об этом он промолчал. — Могло бы такое произойти, если бы наша святая доктрина была правильной? Если бы Фос заботился во благовремении, дабы разрешилось великое искушение жизни нам во благодать? Я тебя спрашиваю, святой отец. И всех вас тоже спрашиваю. Если он это делает, то откуда вы это знаете? Похоже, все доказательства указывают на противоположное.

— Не все доказательства. — Трифон подбоченился. Если Скотос — величайшая сила в этом мире, — он опять сплюнул, — то пусть он прямо сейчас поразит меня насмерть!

Когда Ршава точно знал, на кого нацелено его проклятие, ему не требовалось указывать на жертву. И говорить что-либо тоже не требовалось, когда проклятие словно само по себе возникало в голове. Он лишь взглянул на Трифона, и то на секунду.

Священник застонал. Глаза его закрылись, челюсть отвисла. Он рухнул. Служанка и еще какая-то женщина завизжали. Стоявший рядом с Трифоном мужчина опустился на колени и схватил его запястье, но вскоре выпустил. Рука бессильно упала.

— Он мертв, — сообщил мужчина с опасливым удивлением.

Вопли и крики испуга наполнили буфетную. Кто-то указал на Ршаву:

— Это ты виноват! Это ты сделал!

— Я? — Ршава пожал плечами. — Я лишь стоял рядом. Вы все видели, что я ничего не делал. Не прикасался к нему, не произносил заклинаний… Он бросил вызов и, возможно, получил на него ответ.

— Думаю, тебе лучше уйти отсюда, незнакомец, — медленно произнес буфетчик. — Не хочу, чтобы ты сам упал тут мертвый. Или еще кто-нибудь. Трифон был хорошим человеком. Нам его будет не хватать. Но вряд ли кому будет не хватать тебя, хоть чуточку. Так что лучше тебе уйти, пока еще можно.

— Я лишь задал несколько вопросов и попытался найти истину, — возразил Ршава. — Что же в этом плохого?