Сан-Джиминьяно видно задолго до того, как в него попадешь, – вот он, вдали на горе, башнями светится, – естественный указатель дороги к самому себе, так что можно не смотреть в навигатор.

Повторяются все серпантины и особенности попадания в средневековые города: шоссе петляет по заоблачным видам, раскиданным такой щедрой рукой, что дух перестает бояться круч и провалов, пока не упирается в мощные стены (сами по себе памятник истории, архитектуры и фортификации), потом поиск парковки (здесь она оказалась самой дорогой – два евро в час), проникновение в верхний город.

В Сан-Джиминьяно повезло с лифтом, который подымается вверх сразу от парковки (вот откуда такие цены!), чтобы вознести к внутренним крепостным стенам поменьше, – так я и оказываюсь в северной части города, недалеко от лучшей его церкви Сант-Агостино. Лучшей не снаружи (ибо сундук сундуком92), но обещающей внутри апсиду с циклом фресок Беноццо Гоццоли, пожалуй, самого яркого и праздничного, самого жизнерадостного художника Возрождения.

С места – и в карьер: я ведь, собственно говоря, и петлял столько времени на радость вестибулярному аппарату, чтобы сходить именно в этот кирпичный сарайчик 1298 года постройки. Стоит себе на пустынной площади, самодостаточный и самоуглубленный, никого не замечает. Редкий турист, сосредоточенный на суете городского центра, доползает до этих каменных полян.

Впрочем, центр здесь, в совсем небольшом, но крутобоком городке, – понятие относительное: он не так чтобы сильно выражен и почти мгновенно переходит в периферийные улочки, скользящие по краю горных провалов.

Ехал сюда за средневековыми башнями, которые так эффектно смотрятся на рекламных снимках и городских картах, но оказалось, что в Сан-Джиминьяно едва ли не самые интересные фресковые циклы, случившиеся на пути.

Это поймешь чуть позже, когда запланированные города уже будут освоены, ожидания истончатся, а впечатления, напротив, накопятся и забьют всю оперативную память.

Только тогда станет понятным значение этого города-крепости, внезапно вскипающего на пути, выпирают из которого отнюдь не башни (такие каменные колодцы, правда, вырытые не в земле, как у людей, но ведущие прямо в небо, есть почти во всех средневековых городах), но сущности горизонтальные и будто бы совершенно не выпуклые.

Бесхитростная Сант-Агостино, на первый взгляд вся как на ладони, так хитро устроена, что фрески Беноццо Гоццоли нужно еще поискать. Редкий турист, забредший на север Сан-Джиминьяно, кидается к остаткам разоренных капелл по бокам, но в них ничего особенного нет, а церковь отказывается помогать зевакам своими тайными сокровищами – говорю же, она совершенно интровертная и, несмотря на один неф, самоуглубленная. Входишь, и перед взором – пустая кубатура правильного прямоугольника, на боковых стенах которого, правда, кое-где остались остатки совсем старых фресок.

Например, апсида с циклом Бартоло ди Фреди (он же расписал левый неф городского Кафедрального собора, о чем ниже) из земной жизни Богородицы (1374), и они здесь более «спокойные», чем в Колледжате, хотя сохранились намного хуже. Но это тот случай, когда «остатки сладки».

Цикл фресок Гоццоли из 17 мизансцен спрятан за стеной в хоре центральной алтарной апсиды, над которой, между прочим, высится «Коронование Девы Марии» Пьеро дель Поллайоло.

Вход в нее через клуатр с книжным магазином, где сидит одинокий продавец-индонезиец. Туристы-католики опасаются заходить за солею и с недоумением взирают на меня, бегающего с айфоном в святом месте. Между тем хоры открыты для посещений, более того, аппаратик, включающий подсветку за 50 центов, прямо указывает на это. Выход к циклу Гоццоли не просто логичен, но почти обязателен.

Другое дело, что подсветка вряд ли способна помочь разглядеть все фрески – они тут, в узкой центральной апсиде, растекаются по всем трем выпуклым стенам в три этажа – совсем как капелла об обретении Креста, расписанная Пьеро делла Франческа в Ареццо, то есть с точки зрения туристического осмотра самый что ни на есть безнадежный случай. Когда без потери впечатления тут можно сосредоточиться разве что на нижнем повествовательном ряду, находящемся перед самыми глазами.

Второй этаж росписей виден (и тем более фиксируем) уже со значительными искажениями, тем более что Гоццоли не прибегает к построению di sotto in su (снизу вверх), предполагающему намеренное искажение пропорций в угоду людям, смотрящим росписи снизу.

…………………………………

Я-то думал, что Гоццоли, упомянутый во всех книгах как один из главных украшателей Флоренции, принадлежит только ей одной, но вот какой славный урок может преподнести подобная поездка: в ней рушатся схемы, укорененные в голове из-за дистанционного, сухомятного знания.