И она врезала по дурной башке от всей души – так, что шишкой не отделаешься, голову если на куски не разобьет, то уж по-любому проломит.

Голова не разлетелась на куски. И даже не проломилась. Вместо того голова упала под ноги, на пол. И вообще оказалась не головой, а красным баллоном огнетушителя.

А кровосос был уже внутри.

Здоровенный, почти квадратный и очень, очень быстрый, хоть и старый, виски густо серебрила седина.

Он был один опаснее всех, с кем она здесь имела дело, вместе взятых. А она даже скальпель не достала, понадеявшись на свою палку и на один решительный удар…

Кровосос не спешил напасть. Стоял, ухмылялся. Наслаждался моментом. Доволен, как кот, изловивший наконец мышь после долгой и трудной охоты. И собирающийся с ней поиграть, прежде чем запустить когти по-настоящему.

Она махнула дубинкой, метясь в эту ухмылку. Кровосос уклонился играючи и едва не оставил ее без оружия, совсем чуть разминулся пальцами с палкой. А вцепился бы, из такой лапищи обратно не выдерешь.

Лиза отскочила подальше, достала скальпель.

Это оружие кровососа тоже не напугало. Зенки глядели на Лизу по-прежнему, ни тени страха или тревоги в них не мелькнуло. Ухмылка все так же кривила губы.

– Ни единой целой косточки не оставлю, – ласково пообещал кровосос и пошел на нее.

* * *

– Евсеев! Отставить косточки! Охренел?! – прокричал Малой.

Камера была сопряжена с микрофоном, и звукоряд, сопровождавший экранное действие, они с Ковачем слышали. Звуки доносились весьма искаженные, но различить слова было можно.

А вот голос майора Званцева, раздающийся по громкой связи, Евсеев, похоже, не слышал. Наверное, сломался динамик. Или что-то сломалось в голове у Евсеева. К какому из двух вариантов склониться, Малой пока не знал.

«Да он… да он ее всерьез работает… Он бы сейчас ее конкретно загасил, да уклонилась…» – понял Малой, недолго понаблюдав за схваткой. Его палец снова втиснул клавишу громкой.

– Евсеев, бля!!! Отставить!!! Прекратить немедленно!!! Сгною под арестом!!!

Рядовой Евсеев не слышал. Либо положил с прибором и на арест, и на майора Званцева.

– Он же… – сказал растерянно Малой уже Ковачу.

Тот молчал, поглядывая то на экран, то на Малого.

Рука Малого дернулась к селектору, но движение осталось незавершенным… Он рывком выбрался из кресла, выскочил за дверь.

«Ну что же, Елизавета Пахомовна, шанс у тебя появился… Но чтобы за него уцепиться, надо минуты четыре выстоять против этого бойцового шкафа, слетевшего с резьбы. Ладно, пусть три, рванул Малой, как наскипидаренный, но и это будет непросто… Ты уж постарайся, не разочаровывай меня».

* * *

Схватка с кровососом стала ошибкой, Лиза поняла это сразу, но сделать уже ничего не могла. Не могла завалить этого шкафа, не могла убежать… Могла только сдаться, поднять вверх лапки в надежде, что словами про все косточки кровосос брал на испуг, – но она не умела.

После пропущенного удара по руке – хитрого, угодившего в какой-то болезненный нервный узел, – скальпель улетел в сторону, оставалась только резиновая палка, но кровососа она не пугала. Он и скальпеля опасался не особо, но тот все же помогал сохранять дистанцию.

Оставалось надеяться лишь на чудо. Что у кровососа прихватит сердечко, он же старый, не положено старым так лихо скакать… Или что он хотя бы допустит ошибку, позволит как следует приложить палкой, не снимет, не отведет удар.

Вместо того ошиблась Лиза. Она отпрыгивала, уворачивалась и помнила, что сзади есть пока пространство для маневра, – но совершенно позабыла о валявшемся под ногами трехногом столике-инвалиде. И влетела в него, и споткнулась, чуть не упав, – устояла, но схлопотала удар в корпус, ребра захрустели, и она отлетела и впечаталась в ту перегородку, что выгораживала закуток для охраны.

Надо было немедленно вскочить, и она начала вскакивать, но увидела вдруг совсем рядом громадный ботинок, летящий ей в голову, – и больше не видела ничего.

Раздавшийся вопль:

– Евсеев, сука, отставить!!! – Лиза уже не услышала.

Выстрел, последовавший за криком, не услышала тоже.

* * *

Когда Лиза завела речь о том, что для равноправного и прочного мира Базе неплохо бы поделиться с Затопьем кое-чем из своих запасов, в мозгу у Ковача мелькнула картинка: с тентованных «Уралов» сгружают большие ящики, вскрывают, демонстрируя содержимое – оружие и боеприпасы, – и среди ящиков деловито расхаживает Елизавета Пахомовна Седых, ставит галочки в списке, а неподалеку два «броневика с большими пулеметами» ожидают своей очереди быть заприходованными.

Мысленная картинка была с изрядной долей иронии, но оказалась провидческой. С Ковачем часто случались прозрения.

…Бартерная сделка завершилась. Ящики были выгружены с «Урала» и загружены на три телеги (после проверки и пересчета содержимого, разумеется). Содержимое не имело ничего общего с тем товаром, что стал объектом похожей сделки, имевшей место сутки назад. Никакой водки, никаких пачек с сигаретами и пачек с махоркой, все по-взрослому. Винтовки системы Мосина, в просторечии «трехлинейки», в количестве, достаточном для вооружения двух взводов. Ручные пулеметы Дегтярева, две штуки. Противотанковые ружья Симонова, три штуки. Пистолеты-пулеметы Судаева, они же автоматы ППС, восемь штук. Патроны ко всему перечисленному. Ручные гранаты Ф-1 – на вид они не отличались от тех, что использовал сейчас гарнизон Базы, но сделаны были давненько, в одно время с «трехлинейками». И одна из сторон сделки знала, что запалы сработают в лучшем случае у одной гранаты из трех, а многие патроны дадут осечку. Для контрагентов же эти факты должны были стать неприятным сюрпризом.

Командир разведчиков Филин тоже проверил покупку. Выглядела она, покупка, так, словно вернулись старые добрые времена работорговли: потрепанный жизнью мужичонка лет под шестьдесят – жителем Затопья он не был, его привезли издалека.

Любому работорговцу старых добрых времен показалось бы безумным расточительством отдать столько стреляюще-взрывающегося добра за столь неказистого раба.

Филин считал иначе. Его разговор с мужичонкой казался беседой двух профессионалов, непринужденно вворачивающих в речь специальные термины. На деле профи здесь был один, и Филин в том убедился (его же подкованность в предмете имела источником толстенный талмуд эксплуатационной инструкции к вертолету «Робинсон»).

Мужичонка рассказал, что летал и на таких машинах, и на таких, и на этаких, работал и на МЧС, и на коммерсов. Назвал число часов налета, – мог и соврать, поди проверь. Честно признал, что двадцать лет к штурвалу не прикасался, но надеется, что руки все вспомнят. На все вопросы по матчасти ответил без запинки. Филин остался доволен: вспомнят руки или нет, вопрос отдельный, но самозванца ему не всучили.