– Остаться здесь, конечно, – сказал он таким тоном, словно это не имело особого значения.

И вдруг он все понял. Это было настолько просто и обыденно, что ничуть не напоминало Божье знамение. Он хотел жить в Глендалохе – и нигде больше. Нигде и никогда у него не появлялось такого ощущения дома, как здесь. Он был создан для этого места. А как же Килинн? Теперь он точно знал, что не хочет жениться на ней, при всей любви к этой девушке. Только здесь таилось все самое главное, и Осгар отчетливо видел это, словно чудесный яркий свет вдруг озарил его разум. И Бог в Его милости не только ниспослал ему чувство сопричастности, но даже избавил его от страсти к девушке, которую он так любил. И для того чтобы помочь Осгару в выборе пути, Он заменил прежнюю пылкую страсть в его душе на новую: на горячее желание остаться здесь, в Глендалохе. Теперь Осгар был уверен. В этом его предназначение. Да, он любил Килинн, любил так же сильно, как и раньше, но эта любовь должна стать братской. Только так, и не иначе. Он понимал, что причинит девушке боль, но еще более жестоко было бы жениться, зная, что никогда не сможешь всем сердцем принадлежать только ей. Он еще постоял немного у кромки озера, глядя на воду и чувствуя, как душа наполняется неведомым прежде чувством покоя и уверенности. Тем же вечером он сказал об этом настоятелю, который в ответ лишь кивнул и не произнес ни слова.

Следующим утром Осгар отправился назад.

На этот раз он выбрал самый короткий путь – напрямик через горы – и уже в полдень миновал центральное ущелье в горах Уиклоу, где неподалеку от тропы бил родник, от которого брала начало река Лиффи. Вид отсюда открывался изумительный. Тонкий ручеек несся вниз с горы, чтобы там вместе с другими ручейками слиться в единый растущий поток, что извилистыми путями нес свои воды в сторону широкой долины, которая простиралась вдали, в двадцати милях отсюда.

День был чудесный. Шагая по тропе через высокое плато, Осгар ощущал бесконечный покой. Все его тревоги остались в прошлом. И в самом деле – о чем волноваться? Разве что счастье, переполнявшее его, было уж слишком велико. Что там настоятель Глендалоха говорил о служении Господу? Оно потребует самоотречения. Но ничего подобного он сейчас не испытывал, это было совсем другое чувство. А может, это дьявол как раз подсовывает ему одну из своих хитрых ловушек? Проверяет, действительно ли он следует зову души? Так это или нет, Осгар не знал, но решил на всякий случай быть настороже. А пока с легким сердцем отправился дальше на север.

Ближе к вечеру он добрался до северной оконечности гор и начал спускаться по тропе, проложенной среди деревьев. Дойдя до небольшой прогалины, он остановился и посмотрел вниз, где, как на ладони, лежала чудесная зеленая Долина Лиффи и сверкала широкая полоса залива.

Как завороженный, он смотрел на такой знакомый и такой родной с детства пейзаж. Предзакатное солнце бросало свои косые лучи на спокойные воды реки. За устьем виднелся песчаный берег залива, неровные линии мыса, поросшие травой низины и дальний конец длинного деревянного моста через реку. Ему даже показалось, что он уже видит стены их маленького монастыря, хотя вряд ли это было так. Забыв обо всем, Осгар чувствовал, как сердце поет от радости, и только спустя несколько минут, словно очнувшись, вдруг понял, что никогда больше не увидит этой красоты. Если он уедет в Глендалох, ему придется проститься с родными краями. Проститься навсегда. Он больше не увидит ни этого чудесного залива, ни своих близких, ни Килинн.

При мысли о Килинн воспоминания о той маленькой девочке, которую он знал с юных лет, нахлынули на него с беспощадной живостью. Он вспоминал их игры, их шуточную женитьбу возле кургана старого Фергуса, вспоминал, как однажды спас ее, вытащив из воды. И теперь он больше никогда не увидит свою маленькую Килинн, которая должна была стать его женой.

Но ведь еще не поздно? Она по-прежнему могла ею стать.

И вдруг его словно что-то толкнуло. Да ведь это испытание. Господь проверяет его. Ему придется отказаться от Килинн. Отказаться от девушки, которую он любил и на которой, видит Бог, с радостью бы женился, если бы не его призвание. Да, подумал он. Это и есть самоотречение.

Весь оставшийся путь до Дифлина он шел уже совсем с другим чувством. Пылкие устремления теперь были омрачены болью, да и у радости появился горький привкус.

Разговор с Килинн на следующий день получился совсем не таким, как он его себе представлял. В дом ее отца он пришел довольно рано. Вся семья была в сборе, и он попросил девушку прогуляться с ним. Уходя, он заметил, как на лице отца Килинн промелькнула тревога. Они направились к Тингмаунту. И там, возле могилы старого Фергуса рядом с быстрыми водами Лиффи, он рассказал ей все.

Килинн слушала очень внимательно, хотя и казалась слегка удивленной. А он говорил обо всем: о том, как сильно любит ее, о своей неуверенности, которая не давала ему покоя, и о своем призвании к жизни в монастыре. Боясь ранить ее чувства, он как можно мягче объяснил ей, почему ему так необходимо уйти в Глендалох и почему он не может на ней жениться. Когда он наконец замолчал, Килинн долго стояла, не говоря ни слова и устремив взгляд в землю.

– Ты должен делать то, что считаешь правильным, – наконец сказала она тихо, потом подняла на него глаза, и его удивила сквозившая в них холодность. – Значит, если бы ты не решил отправиться в Глендалох, ты бы женился на мне?

– С огромной радостью.

– Понимаю… – Она немного помолчала. – А что заставляет тебя думать, что я бы согласилась?

От неожиданности Осгар потерял дар речи. Но потом решил, что в ней просто говорит оскорбленная гордость.

– Может, и не согласилась бы, – произнес он.

– Скажи, Осгар, – спросила она, казалось, с искренним любопытством, – ты хочешь спасти свою душу?

– Да, – признался он, – хочу.

– А у меня есть надежда попасть в рай?

– Я… – Он замялся. – Я не знаю.

Он никогда об этом не задумывался.

– Только вот монахиней я становиться не собираюсь.

– А этого и не нужно, – заверил ее Осгар и с жаром принялся объяснять, что добрые христиане могут оказаться у Святого престола, просто соблюдая все заповеди, вот только девушка, похоже, не слишком внимательно его слушала. – Я всегда буду думать о тебе, – добавил он. – И благословлять тебя в своих молитвах.

– Спасибо, – кивнула Килинн.

– Я провожу тебя домой? – предложил он.

Почему же разговор получился таким натянутым, думал Осгар, когда они шли обратно. Но чего он ожидал? Слез? Признания в любви? Он и сам толком не знал. Но ему все время казалось, что мысли девушки далеки от него и достучаться до нее он так и не смог. У ворот дома Килинн остановилась.

– Жаль, – с легкой грустью сказала она, – что ты предпочел мне Глендалох. – И улыбнулась. – Я буду скучать по тебе, Осгар. Приедешь как-нибудь навестить нас?

– Приеду.

Она кивнула, потупив взор, а потом вдруг посмотрела на него с таким озорством, что, не будь момент столь серьезным, он бы точно сказал, что она замышляет какую-нибудь шалость, как в прежние времена.