Медийная кампания сыграла на руку Москве: самые абсурдные статьи, выходившие в западной прессе, финансируемые Кремлем медиа стали подавать как глобальную антироссийскую войну[688]. Это позволило укрепить как население, так и власти, в мысли, что Россию спланированно пытаются дискредитировать, потому что она «встала с колен» и жестко обозначила свои внешнеполитические интересы. Первый звонок прозвучал перед Олимпиадой 2014 г. в Сочи, когда различные западноевропейские и американские СМИ рисовали одновременно ужасные и забавные картины подготовки страны к встрече участников: тут были и законы против пропаганды среди детей ЛГБТ-отношений[689], и коррупция на олимпийских стройках[690], и двойные унитазы в номерах спортсменов[691]. Наконец, в финальные дни Олимпиады западная пресса и вовсе переключила свое внимание с Сочи на Киев, где в это время проливали кровь протестующие[692]. Кремль интерпретировал это как попытку испортить спортивный праздник и очернить Россию. А когда Виктор Янукович среди ночи бежал из своей резиденции в Межигорье, власть в Украине захватило временное правительство, а в Крыму появились «вежливые люди», кремлевской верхушке стало окончательно ясно, что единственный способ уцелеть на фоне эскалации антироссийского конфликта – постараться превратить Россию на словах, а затем и законодательно в осажденную крепость.

За несколько первых месяцев 2014 г. страна вновь разделилась на «своих» – безоговорочно поддержавших действия Кремля – и «чужих» – тех, кто позволял себе хотя бы малейшую критику властей. Безразличие было непростительно: в ситуации, когда в соседней стране у власти находилось «марионеточное правительство», действующее «по указке из Вашингтона», а общество плавно скатывалось к гражданской войне, не поддержать власть значило не просто продемонстрировать отсутствие патриотизма, но проявить себя врагом своего народа. Именно 2014 и 2015 гг. стали периодом активного социального объединения вокруг Владимира Путина – это явление политологи назвали эффектом сплочения. Рейтинг президента достиг максимума за все 16 лет его правления, в то время как отношение к ЕС и США, напротив, стало наихудшим за все постсоветские годы[693]. Такой расклад оказался удобным фоном для очередного раунда демонизации оппозиции, которую с легкой руки пресс-секретаря Путина Дмитрия Пескова стали называть «нано-пятой колонной»[694].

Активное использование разработанной в предыдущие годы культуры заговора с целью мобилизовать страну и тотально заглушить любые оппозиционные высказывания продемонстрировало новый этап в развитии российского политического режима. Начиная с 1990-х гг., как было показано в предыдущих главах, теории заговора медленно дрейфовали с окраин политического дискурса в самое его сердце. То, что невозможно было выразить публично в «нулевых», к середине 2010-х стало частью активного словаря политических элит. И если раньше горячим периодом для распространения теорий заговора были исключительно электоральные периоды, то с 2014 г. среди политиков стало модно не скрывать своих конспирологических антизападных взглядов и вне выборов. Идеи и концепции, которые разрабатывались Сурковым с середины «нулевых» для поддержания режима, даже после ухода их автора из президентской администрации активно использовались для сохранения высокого рейтинга Путина. Собственно, получить общественную поддержку иными способами с каждым годом становилось все труднее: к началу конфликта в Украине рейтинг Путина неуклонно снижался, а количество недовольных его политикой постепенно росло[695]. Усиливающаяся экономическая нестабильность и падение доходов в стране неумолимо подтачивали популярность лидера, а вместе с этим страдала и способность режима «кооптировать» оппозиционно настроенных граждан[696]. События в Украине стали опасным прецедентом в глазах Кремля: восставшие против коррупции и жестокости режима люди могли вдохновить россиян на похожие действия. В итоге начиная с 2014 г. Государственная дума приняла ряд законов, серьезно ограничивающих свободу граждан и увеличивающих наказания любым потенциальным революционерам.

Другим способом формирования поддержки режима стало усиление контроля над информацией. Как продемонстрировали Дэниел Трейсман и Сергей Гуриев, манипуляция информацией – один из основных способов выживания авторитарного режима, и особенно востребован он в период экономических и политических неурядиц. В России, где телевидение все еще остается главным источником новостей, именно оно сыграло активную роль в дискурсивном разделении нации на «своих» и «чужих»[697]. В период украинского кризиса российские медиа переключились в режим агрессивной пропаганды «24/7»: главным нарративом общественно-политических программ стал антиамериканизм[698]. «Пятая колонна», «национал-предатели» и «укрофашисты» – эти слова в 2014 г. звучали с экранов едва ли не чаще всего. Телевизионный критик Арина Бородина отмечала, что в тот период все новости, не связанные с Украиной, отодвинулись на второй план[699]. Менее лояльные Кремлю медиа оказались под серьезным давлением со стороны государства и собственников[700]. В общем, было сделано все, чтобы на экранах и телевизоров, и компьютеров россияне видели только то, что хотели власти.