– Я все понял, отец Донати.

Он опустил телефон в карман.

– Что он ответил? – спросил Габриель.

Тьеполо улыбнулся.

В северной части Рима, рядом с ленивым поворотом неспешного Тибра, есть небольшая укромная площадь, куда редко забредают туристы. Еще здесь есть древняя церквушка с потрескавшейся колокольней и почти постоянно пустая автобусная остановка. По утрам над площадью расплывается аромат муки и теста из крохотной пекарни, смешиваясь с сырым, застойным запахом реки. На противоположной от пекарни стороне площади нашел себе место жилой дом с отмеченным двумя апельсиновыми деревьями входом. На верхнем этаже этого дома есть квартирка, из окон которой можно увидеть далекий купол базилики Святого Петра. Снимающий квартиру мужчина появляется в ней весьма редко и лишь тогда, когда это требуется его хозяевам в Тель-Авиве.

Лифта в доме не было, и чтобы попасть в квартиру, требовалось подняться по четырем угрюмым лестничным пролетам. Первой шла Кьяра, за ней Габриель и Франческо Тьеполо. Не успела она вставить ключ в замочную скважину, как дверь открылась и в проеме возникла плотная фигура Шимона Пацнера. Мрачный взгляд и плотно сжатые губы свидетельствовали о том, что он не забыл о побеге Кьяры и Габриеля, и если бы за его спиной не стояли Эли Лавон и попыхивавший турецкой сигаретой Ари Шамрон, ослушников ждал бы «горячий» прием.

В данных же обстоятельствах Пацнеру ничего не оставалось, как молча посторониться, пропуская гостей в комнату. Присутствие постороннего заставляло удерживаться от семейных ссор. Но каждый понимал, что однажды, когда Шамрона уже не будет, Пацнер возьмет реванш. Так уж повелось в Конторе.

Габриель начал с того, что представил гостя:

– Это Франческо Тьеполо. Франческо, это мои друзья. Не стану называть их имен, потому что в любом случае они будут вымышленные.

Тьеполо встретил эту новость вполне добродушно. Далее роль хозяина взял на себя Шамрон. Он выступил вперед, пожал гостю руку и пристально посмотрел в глаза. Если долгий, изучающий взгляд старика и не укладывался в рамки светских приличий, Тьеполо ничем не выдал ни беспокойства, ни недовольства.

– Не думаю, что могу в достаточной мере отблагодарить вас за согласие помочь нам, синьор Тьеполо.

– Святой отец – мой друг. Я бы никогда не простил себе, если бы с ним что-то случилось. Если в моих силах каким-то образом помешать возможному несчастью, я сделаю все, что от меня зависит.

– Хочу заверить вас, что в данном случае наши интересы полностью совпадают. – Шамрон наконец-то отпустил руку Тьеполо и посмотрел на Пацнера. – Принеси ему кофе. Не видишь, человек устал?

Пацнер холодно взглянул на Габриеля и направился в кухню. Шамрон провел гостя в гостиную. Венецианец опустился на край дивана, остальные устроились вокруг него. Шамрон не стал тратить время на любезности и сразу перешел к делу:

– Когда вы будете в Ватикане?

– Я должен быть у Бронзовых врат сегодня в шесть часов вечера. Как обычно, отец Донати встретит меня и проводит на третий этаж в папские апартаменты.

– Вы уверены, что отцу Донати можно доверять?

– Я знаю отца Донати столько же, сколько и святого отца. Это человек абсолютной преданности.

Вошедший в комнату Пацнер вручил гостю чашку эспрессо.

– Нам необходимо встретиться с папой в такой обстановке, где он и его люди чувствовали бы себя достаточно удобно, – сказал Шамрон. – Его святейшество может сам выбрать любое устраивающее его место. Разумеется, необходимо соблюсти все меры безопасности. Нам также не хотелось бы, чтобы о нашем присутствии знали определенные люди из курии. Вы понимаете, что я имею в виду, синьор Тьеполо?

Венецианец поднес к губам чашку и энергично закивал.

– Информация, которую мы хотим передать святому отцу, весьма деликатного свойства. При необходимости мы можем поделиться ею с доверенным лицом папы, но в интересах его святейшества услышать все самому.

Тьеполо одним глотком проглотил эспрессо и осторожно опустил чашку на блюдце.

– Полагаю, было бы нелишним, если б я имел некоторое представление о характере этой информации.

Шамрон замялся, поморщился, покачал головой, затем подался вперед.

– Речь идет о действиях Ватикана в период Второй мировой войны, а также о некоей встрече, имевшей место в одном монастыре на озере Гарда. Надеюсь, вы простите меня, синьор Тьеполо, но больше я сказать не могу.

– А какова природа опасности, угрожающей его жизни?

– Мы полагаем, что угроза святому отцу происходит от сил внутри церкви, в связи с чем ему необходимо принять дополнительные меры по защите себя самого и тех, кто его окружает.

Тьеполо сделал глубокий вдох, отчего щеки у него раздулись, и медленно выпустил воздух.

– В пользу ваших слов свидетельствует одно обстоятельство. Отец Донати неоднократно говорил мне, что беспокоится за жизнь его святейшества. Так что ваши откровения для меня не новость. Что касается войны… – Венецианец помолчал, подбирая слова. – Скажем так, эта тема до сих пор не дает ему покоя. Он говорит, что церковь запятнала себя и что это пятно должно быть смыто.

Шамрон улыбнулся:

– Разумеется, синьор Тьеполо, мы готовы помочь.

В 17.45 к входу в жилой дом подъехал черный «фиат». Франческо Тьеполо разместился на заднем сиденье. Ненадолго появившиеся на террасе Шамрон и Шимон Пацнер проводили взглядом автомобиль, устремившийся вдоль реки по направлению к видневшемуся вдалеке куполу.

Через четверть часа «фиат» доставил венецианца к входу на площадь Святого Петра. Миновав металлический турникет, Тьеполо зашагал вдоль колоннады Бернини под звон отбивавших шесть часов колоколов базилики. У Бронзовых врат он назвал свое имя и предъявил документы охранявшему вход швейцарскому гвардейцу. Гвардеец сверился с имевшимся у него списком, после чего сравнил лицо посетителя с фотографией на документе и, удовлетворенный результатами, пропустил Тьеполо в Папский дворец.

Отец Донати ожидал у подножия лестницы Скала Реджиа. Выражение лица у него было, по обыкновению, мрачное, как у человека, постоянно готовящего себя к плохим известиям. Холодно пожав гостю руку, он повел его на третий этаж к папским апартаментам.

Хотя Тьеполо не в первый раз посещал папский кабинет, обстановка этой комнаты неизменно поражала его своей простотой, совершенно не соответствующей высокому положению работавшего в ней человека, но полностью подходящей скромному священнику, которого он знал и которым восхищался в Венеции. Папа Павел VII стоял у окна, выходящего на площадь Святого Петра, и его белая сутана резко выделялась на фоне красной драпировки. Повернувшись навстречу отцу Донати и Тьеполо, он устало улыбнулся. Тьеполо упал на колени и поцеловал перстень, после чего папа, взяв гостя за плечи, помог ему подняться и на мгновение прижался к могучей груди венецианца, словно в надежде позаимствовать у него сил.