– Так как у вас не существует никаких юридических учреждений, где каждый мог бы пройти известную юридическую школу, – заметил я, – то судьям приходится вступать в свою должность прямо после изучения юридических наук в училище законоведения.

– У нас нет ничего подобного училищам законоведения, – отвечал доктор, улыбаясь. – Закон, как специальная наука, устарел. Это была система казуистики, которая требовалась для объяснения выработанной искусственности старого порядка общества; к существующему же мировому порядку вещей применимы лишь самые обыкновенные и простые юридические положения. Все, что касается отношений одного человека к другому, теперь, без всякого сравнения, проще, чем в ваше время. У нас нет дела для ваших говорунов юристов, которые председательствовали и умствовали в ваших судах. Не думайте, что мы не питаем уважения к этим бывшим знаменитостям только потому, что у нас нет для них дела. Напротив, мы питаем непритворное уважение, граничащее почти с почтительным страхом, к людям, которые только одни могли понять и истолковывать бесконечно запуганные материи о праве собственности и долговые обязательства по торговым и личным делам, составлявшие неотъемлемую принадлежность вашей экономической системы. Наиболее ярким и сильным доказательством запутанности и искусственности этой системы, может служить тот факт, что в наше время считалось необходимым отвлекать самых интеллигентных лиц каждого поколения от всяких занятий, чтобы создать из них касту ученых, которой с трудом удавалось разъяснять действующее законодательство тем, чья судьба зависела от него. Трактаты ваших великих юристов стоят в наших библиотеках рядом с томами схоластиков, как удивительные памятники человеческого остроумия, растраченного на предметы, совершенно чуждые интересам современных людей. Наши судьи – просто люди зрелых лет с обширными сведениями, справедливые и рассудительные.

Я не могу забыть об одной важной функции обыкновенных судов, – прибавил доктор Лит. – Она заключается в постановлении приговора во всех делах, где простой рабочий жалуется на дурное обращение со стороны его контролера. Все подобные жалобы решаются без апелляций одним судьей. Трое судей участвуют только в более важных случаях.

– При вашей системе, может быть, нужен такой суд потому, что рабочий, с которым поступают нечестно, не может бросить свое место, как у нас.

– Конечно, может, – возразил доктор Лит. – Не только каждый человек всегда может быть уверен в том, что его выслушают и удовлетворят в случае действительного притеснения, но, если он в худых отношениях со своим начальником, он может получить перевод в другое место. При вашей системе, конечно, человек мог оставить работу, если ему не нравился хозяин, но он в то же самое время лишался и средств к существованию. Нашему же рабочему, который очутился в неприятном положении, не приходится рисковать средствами существования. Наша промышленная система в видах достижения хороших результатов требует самой строгой дисциплины в армии труда, но право работника на справедливое и внимательное обращение с ним поддерживается общественным мнением всей нации. Офицер командует, рядовой повинуется, но ни один офицер не составлен так высоко, чтобы осмелиться быть дерзким с работником самого низшего класса. Из всех проступков быстрее наказуется грубость или невежество в отношениях какого-либо служащего к публике. Наши судьи требуют во всякого рода отношениях не только справедливости, но и вежливости. Даже самые крупные способности к службе не принимаются в расчет, если данный субъект оказывается виновным в грубом или оскорбительном обращении с другими.

Пока доктор Лит говорил, мне пришла на мысль, что во всем его рассказе я слышал много о нации и ничего об управлении штатов.

– Разве организация нации, как промышленной единицы, уничтожили отдельные штаты? – спросил я.

– Само собою разумеется, – ответил он. – Отдельные управления мешали бы контролю и дисциплине промышленной армии, которая нуждается в единой и единообразной организации. Если бы даже отдельные управления штатов не оказались неудобными по другим причинам, то, во всяком случае, они в настоящее время были бы излишними, вследствие изумительного упрощения в задачах государственного управления. Направление производств страны является почти единственной функцией администрации в настоящее время. Многое из того, что прежде существовало в администрации, совершенно уничтожено. У нас нет ни армии, ни флота, ни военной организации. У нас нет ни Министерства иностранных дел, ни казначейства, ни акциза, ни податей, ни сборщиков податей. Единственная функция управления, известная вам и сохранившаяся до сих пор, это организация суда и полиции. Я уже объяснил вам, как проста, сравнительно с вашей громадной и сложной машиной, наша судебная система. Конечно, то же отсутствие преступлений и соблазна к ним, которое упрощает обязанности судей, сводит к минимуму и деятельность полиции.

– Но если нет законодательств в отдельных штатах, а конгресс собирается только раз в пять лет, то каким же образом вы издаете законы?

– У нас нет законодательства, – возразил доктор Лит, – т. е. почти что нет. Очень редко даже на конгрессе рассматриваются какие-нибудь новые законы, имеющие значение, да и для утверждения закона нужно ждать следующего конгресса, чтобы не испортить дела поспешностью. Подумав немного, мистер Вест, вы сами увидите, что у нас нет ничего такого, о чем бы мы могли издавать законы. Основные принципы, на которых зиждется наше общество, устранили навсегда пререкания и недоразумения, в ваше время делавшие необходимым законодательство. Девяносто девять сотых законов того времени целиком касались разграничения и защиты частной собственности и отношений между покупателями и продавцами. Теперь нет ни частной собственности, за исключением вещей для личного употребления, ни купли, ни продажи, и поэтому исчезли и поводы, какие были прежде для законодательства почти во всех случаях. Прежде общество походило на пирамиду, установленную на своей вершине. Каждое колебание человеческой природы беспрестанно угрожало опрокинуть ее, и она могла держаться прямо, или, точнее, – простите легкую игру слов – криво, лишь при помощи строго обдуманной и нуждавшейся в постоянных пополнениях системы подпор и устоев в виде законов. Центральный конгресс и 40 законодательств штатов, которые могли в год сфабриковать 20 тысяч законов, не успевали делать новые подпоры так скоро, чтобы заменять те, какие постоянно ломались или делались ненужными вследствие какой-нибудь перемены давления. Теперь общество держится твердо на своем фундаменте и так же мало нуждается в искусственных подпорах, как вековые горы.

– Но имеются же у вас, по крайней мере, городские управления, кроме центральной власти?

– Конечно, у них есть свои важные и обширные задачи. Они заботятся об удобствах и потребностях в развлечении публики, о благолепии и украшении городов и деревень.

– Да что же они могут устроить, когда у них нет ни прав на труд граждан, ни средств на наем рабочих сил?

– Каждый город имеет право сохранять для своих общественных работ известную долю труда, который его граждане уделяют нации. Труд этот, на пользование которым открывается кредит, может быть употреблен как угодно.