Как и было договорено, Гаррис ушел от нас, но в недобрый час. Он не захватил судна, на котором мог бы последовать за нами, а был пойман, как я узнал впоследствии, английским кораблем, закован в кандалы и умер от горя и досады прежде, чем добрался до Англии. Лейтенант же его, как я слышал, был казнен в Англии за пиратство. Таков был конец человека, который приучил меня к этому несчастному ремеслу.

Мы отошли от Тобаго три дня спустя, направляясь к Бразильскому побережью, но не провели на море и суток, как началась ужасная буря, продолжавшаяся почти без передышки три дня. При этом, к несчастью, капитан Вильмот находился у меня на корабле, к великому своему неудовольствию, ибо его корабль мы не только потеряли из виду, но вообще больше не встречали, пока не добрались до Мадагаскара, где он оказался выброшенным на берег. Лишившись в этой буре формарса[76], мы были вынуждены возвратиться на остров Тобаго, укрыться там и заняться исправлением повреждений, чуть не приведших нас к гибели.

Только мы успели высадиться и приняться за поиски подходящего для починки формарса дерева, как увидели, что к берегу идет английский тридцатишестипушечный военный корабль. Это явилось для нас величайшей неожиданностью, так как мы были практически беспомощны. Но, к счастью, наше судно стояло так плотно за высокими скалами, что военный корабль не заметил его и продолжил свой путь. Приметив, куда он идет, мы, прекратив работу, решили ночью выйти в море, держа путь в обратном направлении. Это была, как оказалось, удачная мысль, так как больше мы его не видели. Была у нас на корабле старая бизань, и она временно служила нам вместо формаса. Итак, мы пошли на остров Тринидад и, хотя там находились испанцы, перевезли в лодке на берег несколько человек, а те срубили превосходную пихту для формарса. Там же мы добыли немного скота и увеличили свой запас продовольствия. Созвав всеобщий военный совет, мы решили на время покинуть эти моря и отправиться к Бразильскому побережью.

Мы услыхали, что в заливе Всех Святых в полной готовности стоит направляющаяся в Лиссабон португальская флотилия и только ждет попутного ветра. Это заставило нас притаиться неподалеку, чтобы высмотреть, как флотилия отправится, с конвоем или без него, и в зависимости от этого либо напасть на нее, либо постараться ее избегнуть.

Вечером с юго-запада через запад подул свежий ветер. Так как он оказался для португальской флотилии попутным, а погода была тихая и хорошая, вскоре мы услыхали сигнал поднимать якоря. Зайдя на остров Си[77], мы взяли на гитовы главный парус и форзейль[78], спустили марсели[79]на эзельгофт[80], взяв их также на гитовы, чтобы стоять возможно более потаенно в ожидании выхода флотилии. Как и следовало ожидать, на следующее утро мы увидели выход всех судов, но при этом не испытали никакого удовольствия, ибо флотилия состояла из двадцати шести вымпелов; в большинстве своем суда были сильные и большого водоизмещения – равно как купеческие, так и военные корабли. Видя, что тут ввязываться нечего, мы притаились, пока флотилия не скрылась из виду, и отправились в путь в надежде встретить другую добычу.

В скором времени мы заметили какой-то парусник и немедленно пустились за ним. Но то оказался превосходный ходок, и, выйдя в море, он положился, как мы ясно увидели, на свои ноги, то бишь на свои паруса. Однако и у нас судно было неплохое, и мы стали, хотя и медленно, его нагонять – будь у нас день впереди, мы наверняка захватили бы его. Но вскоре стемнело, и мы понимали, что потеряем корабль из виду.

Наш веселый квакер, заметив, что мы движемся за судном в темноте, не зная даже, куда оно держит курс, подошел ко мне.

– Друг Сингльтон, – сердито сказал он, – ты хоть знаешь, чем мы занимаемся?

– Да, мы преследуем корабль. Разве не так?

– А с чего ты это взял? – ответил он очень сухо.

– А вот это сущая правда, – согласился я, – мы ни в чем не можем быть уверены.

– Друг, мы можем быть уверены в том, что бежим от него, а не преследуем. Боюсь, – добавил он, – что ты заделался квакером и решил не применять насилия. Или же ты трус и бежишь от врага.

– Что вы хотите этим сказать? – возмутился я. – Чего вы насмехаетесь? Вечно вы со своими издевками…

– Нет, – не согласился он. – Ведь ясно, что корабль направился на восток в открытое море, чтобы сбить нас с толку, – можешь быть уверен, что ему нужно вовсе не туда. Что ему делать в этой широте на Африканском побережье? Это ведь примерно Конго или Ангола. Но как только стемнеет и мы потеряем корабль из виду, он повернет и снова пойдет на запад к Бразильскому побережью и к заливу, куда, как ты сам знаешь, он направлялся сначала. Вот и выходит, что мы убегаем от него. Я надеюсь, друг, – осклабилась эта сухопарая тварь, – что ты станешь квакером, ибо вижу, что ты не готов сражаться.

– Надеюсь, Уильям, – ответил я, – что из меня выйдет превосходный пират.

Как бы то ни было, Уильям оказался прав, и я немедленно понял, что он хочет сказать. Капитан Вильмот, лежавший больным у себя в каюте, услышал наш разговор и понял Уильяма так же хорошо, как и я. Он крикнул мне, что Уильям прав, что самое лучшее для нас – это переменить курс и направиться к заливу. И десять против одного, что утром мы перехватим корабль.

Мы сделали полный разворот, переменили галс, поставили паруса на брам-стеньге[81]и пошли к бразильскому заливу Всех Святых, где рано поутру встали на якорь за пределами пушечного выстрела. Мы закрепили паруса так, чтобы можно было распустить полотнища, не взбираясь наверх для развязывания узлов, опустили главную и передние реи и сделали вид, что давно уже здесь стоим.

Два часа спустя мы увидели, что наша добыча, поставив все паруса, идет к заливу. Судно, ничего не подозревая, шло прямо в ловушку; а мы держались тихо до тех пор, пока оно не подошло на пушечный выстрел. И тут, так как передние части нашего такелажа лежали горизонтально, мы сначала бросились к реям, а затем развернули марселя, причем скрепляющие их каболки отпали сами. В несколько минут паруса были поставлены. Мы отвязали якорный канат и напали на корабль прежде, чем он успел ускользнуть, переменив галс. Он был захвачен врасплох, почти не сопротивлялся и сдался после первого же бортового залпа.

Мы стали соображать, что нам делать с кораблем. Уильям подошел ко мне.