– Все хорошо, – шепчу я хрипло. Алисия обнимает молодого мужчину, который спас Тициана. Фелиция сидит на полу и смотрит на меня так, словно я какой-то призрак. Донна стоит на том же месте, что и перед испытанием. Ее лицо белое как мел, и она даже с места не сдвинулась, когда гора деревяшек позади нас окончательно развалилась. Нерон тянет Фелицию к себе и уводит ее. У меня больше нет сил.

– Беги, – командую я Тициану, мой мир заполняет темнота.

Меня окружают что-то шепчущие голоса. На мою кожу кладут холодные полотенца, а когда я хочу поднять руку, кто-то удерживает ее.

– Не двигайся, – говорит Люц.

– Но у меня все чешется, – протестую я. – Где мой брат? У него все хорошо?

– Получил пару травм, но он оправится.

Я с облегчением выдыхаю.

– А Донна? – спрашиваю я. – Мне не удалось помочь ее матери. – Вина давит на мою грудную клетку, словно булыжник.

– Она вернется к своей семье, – отвечает Люцифер, слегка помедлив. – Донна отказалась участвовать.

Он серьезно? У меня во рту пересохло, и я больше не могу ничего у него спросить.

– А теперь спи дальше, – просит он. – Ты справилась. Габриэль назовет тебя ключом.

– Но я не ключ, – бормочу я, и Люцифер тихо смеется мне в ответ. Я должна сказать ему правду. Он должен знать, что мы его обманывали. Но не сейчас. Я для этого слишком устала.

– Ты останешься со мной?

– Если я тебе нужен.

Затем я проваливаюсь в темноту. Я снова и снова просыпаюсь, а затем опять дремлю. Меня заставляют что-то выпить. Мне то холодно, то жарко. У меня все болит, и мне снится, что я горю. Я бью руками вокруг себя, пока чьи-то нежные руки не хватают меня и не успокаивают. Я теряю счет времени. Вокруг меня то светло, то темно. Мое лицо и руки болят. В один момент боль стихает, становится менее выраженной, а сны пропадают совсем. Временные промежутки, когда я понимаю, что происходит вокруг, становятся все длиннее. Когда я наконец окончательно прихожу в себя, Алессио сидит рядом с моей кроватью. Нахмурившись, он смотрит на мою левую руку.

– Я не знаю, сможешь ли ты полноценно ею пользоваться после такого повреждения, – говорит он. – По крайней мере, это не та рука, в которой ты держишь меч.

– Это должно меня успокоить? – шепчу я. Мои губы сухие, и я стараюсь скрыть разочарование от того, что рядом со мной сидит не Люц.

Алессио пожимает плечами, но от меня сложно утаить факт того, что он очень обеспокоен.

– Ожоги достаточно тяжелые. Потребуется еще много времени, прежде чем они заживут, но даже тогда я не могу гарантировать тебе того, что от них не останется шрамов. Тебе нужно запастись терпением.

– Я выжила, – отвечаю я. – И спасла Тициана.

– А еще Нерона де Луку и парня Алисии. Ты просто героиня.

– Не по своей воле.

– Очевидно, вы с Люцифером действительно поладили. Он был вне себя от переживаний и настоял на том, чтобы ты осталась в его комнате.

– Как мило с его стороны, – смущенно отвечаю я. – Тут намного удобнее.

– Конечно, ведь кровать в твоей предыдущей комнате была твердой как камень, простыня рваной, а воздух ужасным, – улыбается он. Будь у меня больше сил, чем у новорожденного жеребенка, я бы ударила его в бок.

– Не наглей!

– Я так боялся потерять тебя, – тихо говорит Алессио. – Мы все боялись. Когда тебя только принесли, я сначала подумал, что ты достаточно легко отделалась. Но ожоги на твоем лице воспалились. Люцифер не отходил от тебя ни на шаг последние несколько дней.

Я сглатываю.

– Неужели все так плохо выглядит?

Алессио делает глубокий вдох, а затем качает головой:

– Для меня ты все такая же красивая.

Это не ответ, и мы оба знаем это. Но мне все равно, как я выгляжу. Я стану ключом. Мы и в самом деле справились с этим. Теперь мне удастся сорвать планы ангелов. Но так я помешаю мести Люцифера. Интересно, простит ли он мне это?

Я сижу перед зеркалом и разглядываю свои волосы и лицо. Я пришла в себя неделю назад. Люц не позволял мне вставать с постели, и я впервые увидела, что сотворил со мной огонь. Он думал, что я сплю, и ушел из комнаты. Я раньше думала, что внешность не так важна для меня. Не в этом мире, где речь идет о жизни и смерти. Как же я ошибалась!

Я осторожно провожу левой рукой, все еще перевязанной, по левой половине своего лица. Это та самая сторона, которой я упала на горящее бревно. Она красная и опухшая. Если присмотреться, можно рассмотреть шрамы, тянущиеся по лицу до самой шеи и исчезающие под воротом моей ночной рубашки. Во время перевязок я не оставила незамеченными ни сочувствующие взгляды Алессио, ни потрясение Наамы. Он запретил мне на себя смотреть, и теперь я знаю почему. С этими коротко остриженными волосами и пятнами от ожогов я выгляжу уродливо и жутко, а моя поврежденная рука не делает ситуацию лучше. Мизинец и безымянный палец все еще опухшие и не двигаются.

Дверь в комнату открывается, и Люц оказывается позади меня. Наши взгляды встречаются в зеркале.

– Эти шрамы пропадут, – пытается он меня утешить. – А волосы отрастут снова. Нам пришлось обрезать их, потому что они сгорели, – его пальцы скользят по моей уцелевшей щеке. Я бы хотела прислониться к нему, но я остаюсь сидеть неподвижно.

– Ложись обратно в кровать, – просит Люцифер. – Сейчас глубокая ночь.

– Я могу вернуться в свою комнату.

Он почти смущенно смотрит на меня.

– Я хочу, чтобы ты была рядом. Тут я могу лучше за тобой присматривать.

Я киваю и встаю со стула. Он обвивает мою талию рукой, позволяя мне опираться на него во время ходьбы.

– У Тициана все правда хорошо? – спрашиваю я его в сотый раз с тех пор, как я пришла в сознание.

– У него были только легкие ожоги и шок. Наама много раз навещала его. Не волнуйся, просто выздоравливай.

Моя лодыжка болит, когда я хромаю в сторону кровати.

– Я могу вернуться в свою комнату, – повторяю я. – Мне уже стало гораздо лучше. У тебя наверняка есть дела поважнее, чем забота обо мне.

– Ни в коем случае. – Он улыбается своей специальной улыбкой, помогая мне лечь, хотя я и сама прекрасно бы с этим справилась. – Ты останешься здесь, со мной, – Люцифер накрывает меня одеялом, садится на кровать рядом и откидывается на изголовье. –   Я не знал, что они собирались привязать к столбу твоего брата, и даже если знал бы… – он умолкает, проводя рукой по волосам. – Я бы ничего не мог изменить.

Он поднимает одеяло до самого кончика моего носа, чтобы не видеть мои раны. Я его за это не виню.