Я тут же пошел к телефонам, чтобы поговорить с отцом.

– Папа, у тебя получилось! Не могу поверить! Ты думаешь, у меня есть шанс выбраться отсюда?

– Я в этом уверен. Носера поставил в неловкое положение федералов. Даже не понимаю, почему они продолжают тебя держать после выхода этой статьи.

– Да, но так просто они меня не отпустят.

– Да пошли они. Кому какое дело, что они там себе думают. Они просто обязаны отворить ворота и выпустить тебя сегодня же.

– Ладно, пап. Ты осторожнее разговаривай. Я еще не вышел.

Я знал, что телефонный разговор прослушивается.

– Надеюсь, они слушают, придурки!

Я повесил трубку. Меня охватил такой восторг, что я уже был готов упаковывать свои вещи.

Статья Носеры повлекла за собой целую вереницу запросов на интервью: журналисты из «CBS Evening News», «Dateline NBC», «PBS», «ESPN», «Sports Illustrated» и «Men’s Journal» наперебой просили у руководства Бекли встретиться со мной. На запросы отвечала заместительница надзирателя Маллинз, чернокожая женщина с идеально уложенными волосами. На каждый запрос необходимо было подписать отдельное согласование, так что я часто заходил в ее кабинет. Я заполнял формуляры и ставил подписи в нужных местах, а она одаривала меня бюрократической улыбкой и говорила: «Посмотрим, что можно сделать». Я уверял, что собираюсь говорить только о моем собственном деле и не рассказывать о том, что происходит в Бекли.

В статье Носеры упоминался мой забег по Сахаре, и в тюрьме пошли слухи, что на воле я был известным бегуном. Однажды у моей камеры остановился заключенный по имени Энтони и спросил, можно ли взять мою копию «New York Times». Он хотел почитать статью обо мне. Я не раз видел, как он на площадке отжимается, подтягивается и делает упражнения на пресс, да и тело у него было, какое не грех показать. Я протянул ему газету. Через несколько часов он вернулся с ней.

– Федералы и в самом деле прицепились к тебе, Бегущий человек, – сказал он, покачивая головой.

С тех пор, встречая меня, он всякий раз говорил:

– Привет! Как дела, Бегущий человек?

В конце концов так меня стали называть и другие заключенные.

В колонке Носеры также упоминался блог «Бегом на месте», который я завел незадолго до отправки в Бекли. Я вел его из тюрьмы благодаря помощи моего друга Чипа, который публиковал пересылаемые мною по электронной почте статьи. Написание статей помогало мне сохранять спокойствие духа, да и служило каким-никаким развлечением. В середине марта я опубликовал статью под названием «101 совет для тюрьмы Бекли» – нечто вроде шутливого учебника о том, как вести себя за решеткой. В ней я писал о невкусной еде, бумажной волоките, противоречащих друг другу правилах и о своем вредном консультанте (хотя, конечно, без упоминания имени). В основном я рассуждал о том, что научился воспринимать пребывание в тюрьме как вызов, о том, как приспособился к новому распорядку, и о том, что научился «убавлять пламя, не давая ему погаснуть».

Неожиданно у этой публикации оказалось очень много комментариев – ее прочитали люди, узнавшие обо мне из статьи Носеры и решившие поддержать меня.

Через несколько дней после публикации, выходя из столовой, я заметил надзирателя. Я и раньше видел его, но никогда не заговаривал с ним. К моему удивлению, он направился прямо ко мне.

– Энгл, ты облажался.

– Не понимаю вас, надзиратель.

– Ты обещал, что на интервью ничего не будешь рассказывать про тюрьму. Но ты рассказал. Миссис Маллинз показала мне сегодня.

– Сэр, не знаю, о чем вы говорите, но я не разговаривал с представителями прессы об этом месте. Я просто хотел рассказать о своем судебном деле, а не о Бекли.

Надзиратель больно ткнул меня пальцем в грудь:

– Ты… ты… врун. – С этими словами он швырнул мне в лицо несколько листов бумаги. – В моей тюрьме никаких съемок не будет, это я тебе обещаю.

Повернувшись, он пошел прочь. Я, все еще не понимая, в чем дело, поднял листы. На них была распечатана моя статья «101 совет для тюрьмы Бекли». По всей видимости, он решил, что ее написал какой-то журналист, после того как взял у меня интервью. Но это были мои собственные слова. Вскоре после этого случая я услышал, как Маллинз произносит по громкой связи мое имя.

Я вошел в ее кабинет, и она закрыла дверь, чего никогда прежде не делала. Подойдя к столу, она села, но мне сесть не предложила.

– Ты не на шутку рассердил надзирателя. Он очень расстроен.

– Я тоже так подумал. Но он говорил о моем блоге, а не о статье. Я сам это написал.

– Лучше бы ты вообще ничего не писал. Но тем самым ты оказал мне услугу. Теперь легче будет отогнать всю эту прессу.

– Так нечестно! – произнес я чуть громче, чем следовало бы. – Они хотят поговорить со мной только о моем деле.

– Что ж, в любом случае это уже не важно.

– Пусть я и нахожусь в тюрьме, но права на свободу слова меня никто не лишал.

– Твоя правда. Но если продолжишь болтать о Бекли, я не гарантирую, что к тебе никто не подойдет с замком в носке.

– Это что, угроза?

– Понимай как хочешь. А теперь возвращайся в свой корпус. Приятного дня.

Я отправился прямо в библиотеку к Хауэллу и попросил его прогуляться со мной. Когда мы оказались на беговой дорожке, вдали от любопытных ушей, я поведал ему о случившемся. Когда я дошел до «замка в носке», он замер на месте.

– Что это вообще значит? – спросил я.

Хауэлл объяснил, что заключенные используют засунутый в носок кодовый замок в качестве оружия, которым можно проломить череп, или заставить человека замолчать. Обычно все происходит, когда жертва спит.

Каждый вечер мы с Хауэллом проводили в библиотеке, работая над моей апелляцией. Мы изучали различные документы, и я отвечал на его вопросы. По его словам, ситуация осложнялась тем, что я не подал апелляцию непосредственно после объявления приговора. Мой адвокат объяснил, что если мы усомнимся в решении судьи, то правительство может оспорить приговор, и тогда мне могут присудить еще больше. Я решил, что лучше не рисковать, особенно учитывая неприязнь ко мне правительственных чиновников. Теперь не было законных оснований оспорить какой бы то ни было из пунктов, разбиравшихся во время слушания по моему делу. Но мы могли построить свою апелляционную стратегию на новой информации, при условии, что ее обнаружим.

Отец постоянно исследовал случаи мошенничества с недвижимостью и незаконного лишения права собственности в пользу залогодержателя, надеясь, что наткнется на что-нибудь полезное. Однажды незадолго до ужина я проверял электронную почту и увидел письмо от отца. В теме было написано «ДЖЕКПОТ». Я тут же открыл его.