психологии, взамен понимающей психологии переживаний, в которой была бы воплощена геометрия времени, то есть алгебра жизни, её законы.

«… великие писатели создавали всегда только одно произведение или, вернее, преломляли в различной среде одну и ту же красоту, которую вносили в мир».

(М. Пруст. Пл: 445)

По существу, замечает М. К., П. Валери другим языком, но фиксирует главное, что заботило М. Пруста: нет никаких якобы готовых переживаний в человеке[130]. И нет смысл их описывать (чем страдает ложное психологистическое искусство), но есть проблема бытия, то есть проблема поиска человеком своего места, своего чистого «быть» (или не быть, уж как человек определится). Дело даже не в том, что человек переживает или не переживает, что думает о себе (думает он, как правило о себе разного рода фантазии и придумки, строит свои или чужие галлюцинации), а в том, стремится ли действительно человек найти своё место или нет. Гарантий нет, но, если он будет пытаться это делать, то есть шанс, что он постепенно будет освобождаться от своих фантазий по поводу себя любимого. Так бывает в медицинской практике, когда хирург вынужден принимать решение: если он не прооперирует больного, то тот точно умрет, случай слишком тяжелый и запущенный. Но если он прооперирует пациента, то есть шанс, что пациент будет жить. Если человек не будет пытаться искать своё место, то он точно будет ничто, он просто не будет существовать. Но если он будет пытаться искать своё место уже сейчас, то есть шанс, что найдёт.

Автор – тот, который рождается в поиске себя, своего места быть, который создаёт это место. А его тексты – черновики одного Произведения, написанные им в жанре дневников этого поиска места быть, бортового журнала наблюдений за этим поиском.

В действительности же всякий читатель читает прежде всего самого себя.

(М. Пруст. ОВ: 231)

Посредством своего произведения автор читает себя, «в чтении этой книги он воссоздаёт или создаёт себя как автора этих состояний», понимает себя [ПТП 2014: 562]. Глазами книги мы читаем самих себя, книга – тот самый духовный инструмент, приставленный к нашей душе, посредством которого мы начинаем двигаться к своей душе. Это тоже главная тема уже самого М. К. (см. также эпиграф к нашей работе). А читатель, понимающий книгу Автора, проделывает ту же самую работу, что и автор, и читает в книге самого себя глазами этой книги. В этом акте чтения он должен быть таким же прямым и честным, каким был автор, срезая с помощью произведения-инструмента всё наносное и лишнее, освобождая себя от иллюзий по поводу себя самого. Тем самым читатель, чтобы понять автора, вынужден также идти поперёк последовательности своей жизни, читая себя, то есть, понимая «алгебру чувствительности», как замечал М. Пруст.

М. К. активно использует переклички разных авторов, прежде всего французов, как он замечал это в своих интервью. И это видно по кругу его чтения, ему была ближе франкофонная литература и философия. А потому ему проще и быстрее найти перекличку между П. Валери и М. Прустом, нежели между Прустом и собой, с одной стороны, и, к примеру, М. М. Бахтиным, Э. Гуссерлем или М. Хайдеггером, с другой.

В. В. Набоков в одном из своих интервью (журналу «Playboy»!) заметил: «Я – американский писатель, родившийся в России, получивший образование в Англии, где я изучал французскую литературу, прежде чем провести 15 лет в Германии».

Авторский гибрид М. К. складывается по-своему: М. К. – философ, живший в СССР, писавший и говоривший свои философские тексты на чистом русском, мыслящий как европеец, родившийся в Грузии, предпочитавший французских собеседников, но осуществлявший по-немецки чистую и ясную феноменологическую процедуру мышления. Спрашивается – и на каком же языке мыслит философ?

Когда философ как-то себя позиционирует, он вольно или невольно вкладывает в своё самоописание то, что прежде всего и составляет его самого, то, из чего он «сделан», из каких-то событий, меток, манков, ключевых примет и замет. То есть, то, из каких событий он слеплен[131]. Но что есть событие? Каков критерий события и событийности? Мы обсуждали это уже неоднократно. Ответ на этот вопрос связан с другим, переводится в онтологическую плоскость – что фундирует событие, какая такая главная реальность создаёт меня, какова моя реальность? М. К. опять напоминает: М. Пруст прежде всего интересовался главным вопросом – «насколько я реален, испытывая то, что я испытываю <…> насколько я реален, сам создавая произведения искусства <…> где и когда происходит то, что со мной происходит»? [ПТП 2014: 572]. Перефразирую: где и когда происходят собственно те реальные события, что и строят, создают, составляют меня? М. К. отвечает парадоксально, признавая эту парадоксальность: «все, что я вижу сейчас происходящим, в действительности происходит не сейчас и не здесь» [ПТП 2014: 572-573].

Имеется ввиду то, что мера событийности закладывается не здесь, а жизненным горизонтом, это мера длиною в жизнь. То, что происходит со мной сейчас и здесь, и кажется мне происходящим и реальным для меня, происходит на самом деле реально потом, на него накладывается мера жизненного горизонта.

Стало быть, смысл событийности, реальности меня, находится вне этого события, да и вне меня. Здесь М. К. вспоминает Л. Витгенштейна, согласно которому смысл мира находится вне мира. В мире всё происходит так, как происходит, в нём нет ценности [Витгенштейн 1994: 70]. Л. Витгенштейн поясняет свою мысль. Дело в том, что всё, что происходит – случайно. А то, что делает происходящее не случайным, не может находиться в мире, иначе оно само становится случайным [Витгенштейн 1994: 70]. Поэтому, полагает Л. Витгенштейн, «<…> невозможны предложения этики. Высшее не выразить предложениями <…> этика не поддается высказыванию. Этика трансцедентальна» [Витгенштейн 1994: 70]. Л. Витгенштейн выстраивает доказательство сугубо логически, исходя из важной, хотя и спорной посылки: всё, что в мире происходит, случайно. Если мир случаен, то неслучайность доказывается извне мира. В самом мире нет ни смысла, ни ценности, ни предельной цели.

Но для другого человека возможна иная посылка: всё, что происходит в мире, не случайно. И всё имеет смысл. И всё имеет своё место. Только осознание этого смысла и места происходит потом.

Думаю, ссылки и цитаты известных авторов сами по себе или отказ от них не прибавляют правды нашему поиску. Но смысл высказывания Л. Витгенштейна вроде бы заключается в том, что саму событийность того, что с нами происходит, мы начинаем понимать тогда, когда всё и