Впрочем, нет. Не смешно.

Не то чтобы оттолкнул, скорее отцепил от себя старуху, осторожно и брезгливо, как крупного паука, которому панически, гораздо больше возможного ядовитого укуса боишься нечаянно оторвать ножку. Зачем-то пробормотал: «Извините», – и ускорил шаг, почти побежал, не оглядываясь, потому что меньше всего на свете хотел снова увидеть ее лицо. За очередным перекрестком наконец позволил себе замедлиться, отдышаться, спросить: «Что это было вообще?» – и не получив, конечно, ответа, беспомощно добавить: «Зачем мне еще и это?»

Идиотский вопрос. Просто так, низачем. Потому что такова жизнь.

* * *

– Что это было вообще? – спросила Таня.

– Не «что», а «кто», – флегматично поправил ее Альгирдас. – Старая Ванда. Думал, больше никогда ее не увижу. В последний раз она появлялась на привокзальной площади… дай бог памяти… лет двадцать, наверное, назад. И не в мое дежурство. Ребята потом несколько лет в лицах рассказывали, как Стефан убедил ее оставить приезжих в покое. Эпос почище Калевалы.

– Стефан? В смысле шеф?

– Ну да, кто же еще. Он у нас один такой убедительный. Надо будет ему сказать, что Старая Ванда вернулась. Пусть разберется. Вреда от нее немного, но для нашей общей репутации – несмываемый позор.

* * *

Зачем-то зашел в первое попавшееся кафе, попросил сделать американо. Пока бледная девушка с перекошенным, словно бы съехавшим набекрень лицом возилась с аппаратом, огляделся. Темное помещение, тусклый желтый свет энергосберегающих ламп, кресла обитые коричневым дерматином, потрескавшаяся плитка на полу, пыльные стекла, на подоконнике одинокий горшок с пластиковым тюльпаном. В углу сидел замотанный зимним клетчатым шарфом старик с лицом отечного волка, что-то ел белой пластиковой ложкой из картонного стакана, у входа елозила грязной шваброй горбунья в синем рабочем халате. Надо же, такая неприукрашенная, неприбранная бедность, совершенно не ожидал ее здесь увидеть. Думал: какая-никакая, а все же Европа, что-то хотя бы смутно похожее на любимую Прагу или хорошо, предположим, на нелюбимый Берлин. Впрочем, ладно, какое мне дело. Никакого, ни до чего.

Взял картонный стакан с кофе, накрыл пластмассовой крышкой, вышел на улицу, попробовал и не ощутил ни аромата, ни горечи, ни даже температуры – напиток оказался не горячим, а едва теплым. И от этого создавалось удивительное ощущение, что пьешь ничего. Вот такое оно «ничего» – вообще никакое. Даже не противное. Можно сказать, повезло.

* * *

– Ты только посмотри, что он натворил, – сказала Таня. – Нет, сначала остановись. А теперь посмотри.

– Ни хрена себе, – нахмурился Альгирдас. – Сорок вторая степень достоверности. Сорок вторая, Танька! Давно я такого не видел. Не приведи господь, сюда еще кого-нибудь занесет. И этот бедняга закажет кофе с кексом вместо того, чтобы выскочить, перекрестившись, и потом до конца жизни это место десятой дорогой обходить.

– И что делать?

– Ну как – что. Убирать эту дрянь. Я останусь здесь и позвоню нашим. А ты давай дальше за этим красным рюкзаком. По идее, после того, что он тут натворил, сил у него даже на ходьбу не осталось, но смотри сама, как пойдет. В крайнем случае, сама знаешь, основания для задержания и депортации у нас уже есть. Не хотелось бы наяву, да еще и при свете дня Приграничным Кодексом потрясать, но если иначе никак, ничего не поделаешь, можно.

– Спать бы его сейчас уложить до ночи, – вздохнула Таня. – В нормальном, крепком месте, которое захочешь, ничем не испортишь.

– К Томке, например?

– Например. Но как его туда заманить?

– Да обыкновенно, Тихим Пешеходным заговором, ну что ты как маленькая.

– Наяву?!

– У тебя есть альтернатива? Хочешь, чтобы он до самого Заречья дошел, оставляя за собой следы вроде этого? И на холмы в таком состоянии полез?

– Типун тебе на язык.

– Вот именно. Доведешь до Томки, а там – по обстоятельствам. Если захочет пойти дальше, останавливай сама.

– Ладно, попробую, – кивнула Таня. – Кто не спрятался, я не виновата.

* * *

Ехать решил в самый последний момент и о жилье, конечно, вообще не думал. Забронировать, в любом случае, уже не успел бы; впрочем, когда ты непривередлив и не слишком скуп, можно не сомневаться: что-нибудь непременно найдется.

И действительно, гостиниц вокруг было полно, взгляд то и дело натыкался на вывески: «Hotel», «Apartments», «Bed & Breakfast», «Hostel», и снова «Hostel», и еще раз «B&B». Но шел мимо, даже не замедляя шаг. Не было сил делать какой-то выбор, входить, здороваться, вежливо спрашивать о наличии мест, брать ключ и подниматься в номер, где придется остаться наедине с собой. И с целью своей поездки. И с памятью обо всем, что ей предшествовало. То есть, конечно, память и сейчас на месте, куда от нее денешься, господи, ясно, что никуда, но пока идешь по незнакомому городу, не разбирая дороги, не вглядываясь в лица прохожих, не таращась на фасады домов, можно быть не столько человеком, сколько процессом ходьбы, мышечным усилием, скоростью, суммой шагов, бессмысленным счетчиком километров. Подумал: «А может быть, именно так сейчас и надо? Идти, не останавливаясь, сутки, двое, трое, сколько выдержу, пока не упаду?» Впрочем, нет. Дурацкая идея. От долгой ходьбы не умирают. Максимум – теряют сознание, потом попадают в больницу, приходят в себя под капельницей, и ласковая медсестра тут же заводит разговор о страховке – вот, кстати, забавно было бы, если бы случайных пациентов без страховки сразу убивали, чтобы не возиться, не тратить казенные средства, но это, конечно, утопия, капитализм капитализмом, а убить не убьют, выкручивайся сам.

Господи, что за чушь у меня в голове.

Неизвестно, сколько бы еще так шагал по городу и куда бы в итоге попал, но остановился, как вкопанный, когда буквально в полуметре от него на тротуаре взорвался – то есть, конечно, только показалось, что взорвался, на самом деле просто упал и разбился – огромный керамический горшок с геранью, красной, как задница гамадрила, как ягода костяника, как дурацкий рюкзак.

Подумал: «Надо же, почти повезло». То есть на самом деле не повезло, еще один-единственный шаг, и все утряслось бы само, не надо искать гостиницу, не надо ни с кем разговаривать, и платить тоже не надо, и поворачивать ключ в замке, и помнить больше не надо, некому было бы помнить, а значит, и нечего – уже вот прямо сейчас было бы так, успей я, дурацкий дурак, сделать одним шагом больше.

Ладно, не получилось. Проехали. В смысле пошли дальше. Второго горшка, похоже, все равно не будет. Не с моим счастьем. Хотя…

Все-таки задрал голову, посмотрел наверх, но ничего интересного там не увидел, в смысле, никаких маньяков-убийц с бойцовой геранью на крыше. Только распахнутые окна мансардного этажа, закрытые зелеными жалюзи окна третьего, белые занавески на втором и вывеска «Bed & Breakfast» над входом. Очередная гостиница. Ладно, хорошо.