Чуть приподнявшись в знак уважения (Сварог ему, как и некоторым другим, разрешил наплевать на правила этикета, предписывавшие встречать короля гораздо более почтительным образом), отец Грук, не прекращая своего занятия/обрадованно пробасил:

— Вот кстати, государь! Всему этому великолепию не хватало только доброго сокомпанейца — застолыцика. Надеюсь, волей Божьей я его в вашем лице обрел?

Он аккуратно стряхнул на блюдечко остатки сургуча и поставил перед Сварогом, присевшим напротив, второй глиняный стакан хорошей работы, высокий, вмещавший не менее бутылки (любому знатоку известно: "нэльг любит глину"). Встал, обеими руками взял кувшин, бережно прижимая его к объемистому чреву, первым налил гостю, потом уж себе.

Сварог не прикоснулся к своему стакану. Сидел, чуть ссутулившись, явственно ощущая все тот же мутный осадок в глубинах души. Почему‑то вспомнил спасенную им по какой‑то глупой прихоти принцессу Гайнию, пребывавшую сейчас на пляжах Ракамерати, роскошном силь- ванском курорте для благородных ларов. Вот у кого все в порядке — как явствует из донесений, в совершеннейшем восторге от моря, солнца, высоких желтых дюн, а особенно от земных нравов с их равноправием женщин. Расчувствовался. Спас, благодетель этакий. Одну из пары миллионов, мало чем из них выделявшуюся…

— Что с вами, государь? тихо спросил отец Грук.

Вам бы радоваться — такое дело провернули… А вид у вас что‑то совсем уж унылый Отчегож так? — он присмотрелся. Знаете, с такими лицами люди обычно приходят отпущение грехов просить, уж простите, если что не так болтнул

А вы можете дать отпущение грехЬв? — не глядя на него, тусклым'голосом спросйл Сварог.

— В два счета/прости, Господи, за такую вольностью словесах… — пожал могучими плечами о гец Грук. — Я как- никак не расстрижен, хотя и грозились пару раз… — он замолчал, присмотрелся к Свароту тем взглядом, какой можно встретить лишь у врачей и священников. — В а м? Это за что же такое, государь?

— За Токеранг, — глухо сказал Сварог. — Нельзя было иначе, доведйсь до дела, повторил бы то же самое, и тем не менее… Понимаете, там были женщины, дети, множество ни в чем не повинных людей… Муторно как‑то у меня на душе…

— Ах, вот оно что… — протянул отец Грук. — Там не было людей, государь. Там были создания, как две кацли похожие на людей, и не более того. Наделенные речью и разумом, но, лишенные души. А потому как бы и не существующие в глазах Господа. Для него имеет значение лишь бессмертная душа — а они состояли лишь из бренной плоти. И в глазах Господа были все равно что придорожная трава, смять которую не есть грех.

— Вы так считаете? — тихо спросил Сварог.

— Это не, я так "считаю", — с нескрываемой обидой произнес отец Грук. — Это Господь так установил. Нерадивый порой из меня слуга Божий, что скрывать, да и не богослов я, но уж каноны‑то знать обязан… Грех совершает тот, кто губит душу. Отсюда и пошло "душегуб". А вы не загубили ни единой души, государь, так что греха на вас нет, и отпускать нечего. KpecroMvEдиного клянусьр так и обстоит. Нельзя отпустить грехи, которых не было… а если сделать это для виду, просто Чтобы успокоить мя

тущуюся человеческую душу, — вот это уже и будет нешуточный грех…

Он говорил негромко, веско — и от этого басистого, убедительного голоса мутный осадок в душе, Сварог чувствовал, стал словно бы истаивать, пропадать

— Нельзя было иначе, — сказал он то ли собеседнику,

то ли самому себе,

— Вот именно, что никак нельзя, — прогудел отец Грук. — Вы уж накрепко запомните, государь: нет погубленной души — нет и греха… И хватит об этом, простите за смелость. Давайте лучше выпьем за что‑нибудь хорошее.

— Давайте, — сказал Сварог, протягивая руку к своему стакану и уже не чувствуя в душе противного осадка.

Красноярск, 2015