— Да, тело могли сбросить в канал ночью, но даже и в этом случае убийце должно было повезти, — заметил Акитада и, немного подумав, добавил: — Если, конечно, он не скрывался в одном из домов или в каком-нибудь дворе. — Смутная догадка беспокоила Акитаду. А что, если все это время они рассматривали дело с неверной точки зрения?

— Может быть, убийца шел за Юмакаи, а у канала настиг, задушил, бросил в воду и отправился своей дорогой как ни в чем не бывало? — предположил Тора. — Прикончить такого дряхлого старика для него минутное дело.

— Да. Но в светлое время ему это точно не удалось бы осуществить. Где же провел Юмакаи весь день? Никто не видел его с тех пор, как он заходил подкормиться в восточное отделение полиции.

Ответа на этот вопрос Тора не знал.

— Стало быть, торговцы… — задумчиво проговорил Акитада. — Вот что, Тора… когда немного оправишься, сходи-ка в этот квартал и выясни, кто живет в прилегающих к каналу домах. А Сэймэй пусть отнесет капитану Кобэ записку и скажет ему, где искать тело Юмакаи. Надеюсь, теперь-то у него хватит здравого смысла выпустить на волю бедного студента?

— Я уже оправился. — Тора встал и снял с головы примочку. — И записку могу отнести сам. Заодно выясню, не случилось ли какой неприятности с дружками старого Юмакаи. — И он положил мешочек с травами в ладонь Сэймэю.

Старик начал возражать, но Акитада перебил его:

— Оставь его, Сэймэй, пусть идет. А ты, Тора, что-то совсем в последнее время не похож на себя — уж больно легко стал спускать обиды. Кстати, то, что творится в воротах Расёмон, меня пугает. Чем скорее власти узнают о тамошних безобразиях, тем лучше. Может, тогда хоть очистят ворота и их окрестности от всякого отребья.

Тора перепугался:

— Не поступайте так! Эти ребята отпустили меня подобру-поздорову! Ну ладно, допустим, Штырь и Гвоздь малость крутоваты, но монах и Хитомаро вели себя вполне благородно. Они, как и вы, люди образованные, книжки читают, ну и все такое. Нельзя же сажать людей в тюрьму только за то, что им не повезло в жизни. Кто тогда будет убирать улицы и вспахивать поля?

Акитада поморщился:

— Ты прав. Ну, оставим это на твое усмотрение. — Он встал и надел шляпу. — Сэймэй, сделай, пожалуйста, копии документов, которые обещал принести тебе твой партнер по шахматам. — Он направился к двери и уже с порога прибавил: — Да, и попробуй выяснить, кто из торговцев доставлял на праздник напитки, фонари, подушки и прочий товар. Поспрашивай в казначействе и в хозяйственном управлении имперскими парками.

Тора и Сэймэй удивленно переглянулись.

Дворец, некогда принадлежавший принцу Ёакире, располагался неподалеку от дома семьи Сугавара. Высокие беленые стены занимали пространство площадью в квартал. За этими стенами высились верхушки старых деревьев и черепичные крыши многочисленных зданий и павильонов. И над всем этим огромным владением стояла давящая незыблемая тишина.

Тяжелые кованые ворота были наглухо заперты, зато другие ворота, поменьше, открыты. Войдя в них, Акитада очутился во внутреннем дворе внушительных размеров. Здесь он не встретил ни души. Справа и слева высились здания с просторными верандами и широкими свисающими карнизами. Они соединялись крытыми галереями, ведущими в другие дворы, откуда виднелись заросли кустарника, деревья и другие строения, павильоны и галереи. Когда-то этот дворец был наводнен гостями и хлопочущей прислугой, теперь здесь царило гнетущее безмолвие.

Акитада прошел мимо главного дворцового здания, состоящего из множества церемониальных залов, предназначенных для общественных приемов и больших семейных торжеств. Наверное, здесь проводил ритуальные службы сам Сэссин, но теперь дом был пуст и заперт. Даже залитый утренним солнцем, он производил унылое, тягостное впечатление.

За ним располагалось другое подворье — вековые сосны, словно мрачные суровые стражи, охраняли частные резиденции членов монаршей семьи. Которая из них принадлежала принцу? И где жили его внучка и внук? На какой веранде стоял мальчик, когда видел дедушку, бегущего в покои его сестры?

Внезапно Акитада почувствовал себя дерзким самозванцем, вторгшимся в чужие владения. Он быстро огляделся, но так и не увидел ни души. И все же ему казалось, что он нарушил покой каких-то неведомых сил. Мурашки пробежали у него по спине.

Но вскоре ушей Акитады коснулся человеческий звук, вселявший бодрость в этом призрачном месте. Кто-то разравнивал гравий.

Акитада отправился на поиски одинокого садовника. Пару раз свернув не туда, он прошел по галерее в маленький внутренний дворик, где старик в просторной робе заметал под раскидистым деревом осыпавшиеся цветы и сухую желтую листву.

— Доброе утро, дядюшка! — приветствовал его Акитада.

Старик замер, в замешательстве посмотрел на него, низко поклонился и скрипучим голосом проговорил:

— Доброе утро, благородный господин. Боюсь, вы не вовремя. Хозяев нет дома, они нынче живут за городом.

Лицо этого еще крепкого, несмотря на возраст, старика было иссушено солнцем и изборождено морщинами, словно потрескавшаяся кора дерева, волосы и борода были седыми.

— Меня зовут Сугавара, — представился Акитада. — Я пришел сюда от юного князя, моего ученика. Он беспокоится о своих слугах, вот я и решил зайти спросить, нет ли каких новостей.

Лицо старика осветилось улыбкой.

— Так вы от молодого князя?! — обрадовался он. — И как там наш молодой князь, господин? — На его глаза навернулись слезы. — Ох-ох-ох!.. Какие грустные перемены!.. — Он горестно покачал головой.

— Дела у него неплохи, и он хороший ученик. Давайте-ка присядем и поговорим. Кстати, как ваше имя?

— Меня зовут Кинсуэ, благородный господин. — Седобородый старец прислонил бамбуковые грабли к толстому стволу дерева и последовал за Акитадой на веранду. — Мы с моей старухой присматриваем тут за хозяйством. — Он остановился в нерешительности. — Но разве вы не войдете в дом?

— Нет. — Акитада уселся на ступеньках. — День сегодня на редкость погожий, и мне приятно побыть немного на свежем воздухе. Юный князь Минамото тревожится за сестру и слуг. Не расскажете ли мне о них?

Кинсуэ стоял в почтительной позе.

— Мне и самому мало известно, благородный господин. Когда я вернулся с гор, все повозки были уже снаряжены, и молодая госпожа со слугами вскоре отправились в путь. Траура у нас не объявляли, ведь хозяин погрузился в нирвану. Князь Сакануоэ сказал, что всем нам следует радоваться. — Кинсуэ оглядел свою робу из грубого конопляного полотна, какие обычно носили слуги, носившие траур по господину, и смущенно разгладил ткань. — Уж такое непочтение! — Он посмотрел вдаль и смахнул слезу. — Вы уж простите меня, господин, я человек старый. Иной раз ничего не могу с собой поделать — все плачу и плачу. Черным для меня стал тот день, когда мы потеряли нашего хозяина. Князь Сакануоэ увез юного господина, а потом и сам уехал с последней повозкой. А нас со старухой не взял — не нужны мы ему.