– Ничего, зато во Фьялленланде сейчас снег по колено и такой мороз, что только держись! – утешал товарищей Гельд. – И метели носятся с одной горы на другую – фью-у-у! – Он присвистнул и показал рукой движение сверху вниз и обратно.

В самом Медном Лесу снега почти не было, копыта коней мягко ступали по мху. Здесь вообще казалось как-то теплее, сохранилось больше зелени и желтых листьев, чем на побережье. Все долины выглядели одинаковыми, и чудилось, будто езда вовсе не помогает путникам продвинуться вперед. Жилья попадалось мало: несколько избушек боязливо дымили среди ельников. Ни дорог, ни тропинок не было видно, и без проводника отряд наверняка бы заблудился.

– Я бывал у них в Нагорье и этим летом, и раньше, – объяснил кузнец барландцам по дороге. – А если там и примут кого-то из чужих, то только со мной. Кюна Далла не верит ни единому человеку. Честно говоря, я думаю, что вы там толку не добьетесь.

– Зачем же тогда ведешь? – спросил Бьёрн. К этой поездке в Медный Лес он относился по своему обыкновению: не одобряя решения младшего товарища, поддерживал его, раз уж отговорить не удалось.

– А почему бы не дать вам попробовать? – Рам пожимал могучими плечами. – У каждого своя удача. Вот и Далла обзавелась удачей. У нее там в управителях живет один колдун…

– Светлые Асы! – горестно воскликнул Бьёрн. – Только колдуна нам и не хватало!

– Почему же? – Гельд слегка усмехнулся. – Это довольно забавно.

– Они вдвоем колдуют, когда выплавляют свое железо. Оттого оно и получается злым. Меня обожгло окалиной, когда я ковал топоры. – Рам показал пятно ожога у себя на щеке. – Да это ведь я! Другому выжгло бы глаз, а то и оба. А Кара Колдуна я давным-давно знаю. Он еще лет двадцать назад, когда Ари Рыжий отбил у него девчонку, обозлился на весь свет и стал учиться колдовству. Потом ему и девчонки стали не нужны, только и думал, как бы Ари отомстить.

– И что? – с любопытством спросил Гельд. – Отомстил?

– Тролли его знают. – Рам пожал плечами. – Ари лет через пятнадцать умер: придавило деревом, переломило спину, его уже мертвым достали. Может, Кар наворожил, а может, и нет. И без ворожбы может деревом придавить.

– Не может быть, чтобы пятнадцать лет ворожить без толку, – заметил Гельд. – Чему-то же он научился.

– Наоборот, – поправил Рам, как взрослый ребенка, сказавшего очевидную глупость. – Если человек пятнадцать лет пытается ворожить, а у него не выходит, так надо бросить и не дразнить троллей.

– А я думал, в этом деле успех приходит с опытом, – небрежным голосом обманщика бросил Гельд.

Рам понимающе глянул на него и тоже усмехнулся:

– Я тебе скажу, пока рядом нет женщин. Если уж у кого не получается… это, знаешь, и не получится. Сколько ни старайся.

– Надо же! Это так похоже? – Гельду все больше нравился Рам Резчик.

– Примерно. Для того и другого нужна сила. А у Кара одна злоба, а силы нет. Может, потому и силы нет, что много злобы.

– А с кюной Даллой у него, выходит, получилось?

– Уж этого не знаю! Она, говорят, обзавелась каким-то особым амулетом. От меня, конечно, прячет, но я думаю, и правда есть. Чем-то таким возле нее пахнет… Я говорю не о запахе, а… – Рам покрутил в воздухе черной от копоти крупной рукой, и Гельд понятливо кивнул. – Слава асам, что Далла так же бестолкова, как он зол. Умел бы он хоть свою злобу в кулак собрать и куда надо вдарить… А рядом с Даллой он и того не осилит. Она-то только разваливать все умеет. Был бы Кар настоящий колдун, он бы давно это понял и ушел от нее. А он сидит рядом с ее амулетом и надеется, что тот ему поможет. Пусть держатся друг за друга, всем будет лучше. Пока Далла надеется на этого мстителя, другого она искать не станет. Она никому не верит.

Судя по голосу, он ни капли не сочувствовал вдове конунга.

– А чего она хочет? – спросил Гельд. Он уже не улыбался и слушал с самым серьезным вниманием: Рам оказался больше чем проводником.

– Она не продает железа, потому что копит его и хочет ковать мечи. Даже меня звала, хотя Кар и плюется, если обо мне услышит.

– А ты не пошел?

– А я не пошел. Нам нужен покой, а не мечи.

– Покой? – Гельд подумал, хотел бы он сам покоя на месте квиттов. – А разве ты хочешь, чтобы твое племя всегда сидело на веревочке у конунга слэттов? Хильмир конунг вас всех связал клятвами, вы даже торговать не может как хотите. Чистое разоренье! Тут, понимаешь ли, и свободный человек почувствует себя немножко рабом.

– Для свободы сейчас не время, – ответил Рам. Теперь он тоже не улыбался, а, напротив, заметно помрачнел. Но говорил он легко, должно быть излагая эти мысли не в первый раз и привыкнув к возражениям. – Мы не способны жить на свободе. Только зря передеремся и погубим сами себя. Мы не знаем, чего хотим, в чем наше счастье. Квиттам не хватало крепкой узды. Вроде той, что на фьяллей надел Торбранд Тролль. А после смерти Стюрмира конунга и вовсе все посыпалось.

– Что посыпалось?

– Каждый испугался и стал думать о себе. Как бы ему спасти свою усадебку. А иные – и урвать кусок у соседа. В каждом человеке живет Волк. Тот самый Фенрир Волк, который погубит мир. Это старики болтают, что он ждет под землей. Это для детей, чтобы они его боялись. У каждого в сердце свой Фенрир Волк. А сердце человека глубже и темнее всех нижних миров, вместе взятых. Веревочка! Ты скажешь, парень! – Рам хмыкнул. – Тут нужна не веревочка, а цепь! Пока конунг держит свое племя на цепи, Волки сидят смирно. А если их выпустить, они разнесут и человека, и племя, потому что каждый такой Волк тянет в свою сторону. Их только выпусти, а собрать потом будет потруднее, чем загнать овец в хлев. Помнишь, наверное:

Лает пес Гарм у пещер Гнипагеллира:

Узы расторгнуты, вырвался Волк…[20]

– И этот Волк – во всех?

Гельд лихорадочно перебирал в уме всех, кого знал, в памяти мелькали знакомые и полузнакомые лица. Их было много, как осенних листьев на ветру: мужчины и женщины, молодые и старые. И в каждом из них – Волк? Не может быть, чтобы во всех! Но задержалось, внушая смутную надежду, лишь одно лицо: маленькой сестры Сёльви и Слагви, Сольвейг.

– А то нет? – Рам оглянулся на него со своего коня. – И во мне свой Волк, и в тебе. Кто убил того твоего фьялля – Светлый Бальдр?

– Нет, не во мне. – Гельд покрутил головой. – Но в ком-нибудь…

– Тогда это не человек, а какой-нибудь солнечный альв. Я, конечно, не имею в виду девушку, в которую ты влюблен, – уж она-то, конечно, прекрасна внутри и снаружи и затмит совершенствами всех богинь.

Гельд невесело усмехнулся. Умный и проницательный кузнец в этот раз не угадал: он был далек от того, чтобы воображать Эренгерду светлым альвом. В ней тоже есть Волк, и не из самых маленьких. Ему не забыть, как она на него смотрела на том пиру: со стыдом и досадой. За что? За то, что он ее полюбил?