Софья Дзержинская родилась в богатой польско-еврейской семье и тоже была революционеркой-подпольщицей. Когда в 1918 году их с сыном навестил Дзержинский, приехавший в Швейцарию нелегально, сын не узнал отца и долго от него отстранялся.

Когда завершилась гражданская война, Дзержинский, будучи народным комиссаром, отвечающим за пути сообщения, стал заниматься возрождением железнодорожного и водного транспорта, ликвидацией транспортной разрухи. В феврале 1924 года он занял ответственный пост председателя ВСНХ СССР, где он трудился до конца своей жизни. Он непосредственно занимался вопросами восстановления и развития тяжелой индустрии.

20 июля 1926 года на пленуме ЦК, посвященном состоянию экономики СССР, Дзержинский произнес двухчасовой доклад, во время которого выглядел больным. В нем он подверг резкой критике Г. Л. Пятакова, которого он назвал «самым крупным дезорганизатором промышленности», и Л. Б. Каменева, которого обвинил в том, что тот не работает, а занимается политиканством. Из-за нервного срыва ему стало плохо. В тот же день он скончался от сердечного приступа.

Ф. Э. Дзержинский в 1923 году

Его исторический антипод Юзеф Пилсудский, учившийся с ним в одной гимназии, тоже увлекавшийся идеями Карла Маркса и занимавшийся подпольной работой в Вильно и Варшаве, к тому времени только что совершил государственный переворот. Дзержинский, прекрасно говоривший по-польски, ненавидел Пилсудского и мечтал, что сам его расстреляет в случае победы мировой революции… Но тот пережил Дзержинского почти на девять лет.

Как уже говорилось, Феликс Дзержинский родился в имении Дзержиново, примерно в 50 км к западу от Минска. Тогда это была окраина польских земель. Дзержинские испокон веков считали себя поляками. Местные жители исторически относили себя кто к полякам, кто к белорусам, кто к литовцам. Как говорится, по собственному выбору.

Казалось бы, сама Судьба вела Дзержинского прямой дорогой в лагерь польских националистов, боровшихся за создание единой, независимой Польши, в соратники к Пилсудскому, его земляку. Однако он избрал другой путь.

Без сомнения, на посту председателя ВЧК он совершал «злодеяния», и надо объяснить, чем он руководствовался. Поляку по рождению естественно было бы приписать русофобию. И, вроде бы, в этом смысле он сам дал «компромат» на самого себя. В 1922 году Дзержинский якобы сказал, что еще мальчиком «мечтал о шапке-невидимке и уничтожении всех москалей».

Русский «белый» писатель Р. Б. Гуль, умерший в Нью-Йорке в 1986 году, в книге о Дзержинском, изданной в 1935 году в Париже, пишет: «Шапка-невидимка надевалась Дзержинским, вероятно, тогда, когда он, например, 25 сентября 1919 года, “бледный как полотно”, с трясущимися руками и прерывающимся голосом приехал на автомобиле в тюрьму Московской чеки и отдал приказ по всем тюрьмам и местам заключения Москвы расстреливать людей “прямо по спискам”. В один этот день на немедленную смерть в одной только Москве он послал многие сотни людей. Помимо всех своих “вин”, расстрелянные были ведь и москалями, попавшими в руки не только к неистовому коммунисту, но, может быть, и к надевшему “шапку-невидимку” нежному мальчику Феликсу».

Да, Дзержинский был сторонником «упрощенного правосудия» в условиях военного времени. Но вот откуда взялись эти слова о «шапке-невидимке»? Якобы они взяты из воспоминаний самого Дзержинского, но приводятся они без всяких ссылок на первоисточник. Но были ли эти слова действительно произнесены? Или тут имела место такая «логика»: Дзержинский рассказывал, что в молодости был романтиком и максималистом, до шестнадцати лет он истово верил в католического бога и собирался стать священником, притеснения поляков в Российской империи имели место и многими переживались достаточно остро…

В любом случае, одного источника явно маловато для утверждения, что Дзержинского процитировали точно.

Или вот еще одно утверждение. Якобы в 1921 году, во время подписания перемирия после завершения польско-советской войны, Дзержинский встретился в Риге с первым министром иностранных дел независимой Польши Леоном Василевским, с которым он был знаком с давних времен. Дзержинский его спросил:

– Леон, что обо мне говорят в Варшаве?

На это Василевский ответил:

– Ну как что? Что ты кровавый палач…

А на это Дзержинский якобы возразил:

– Как это так? Я ведь истребляю русских!

Но это – скорее исторический анекдот, а не достоверный факт.

И, конечно же, на основании подобных «фактов» нельзя делать вывод о том, что Дзержинский во имя национальной мести решил истребить высший класс российского общества. Впрочем, результаты его «упрощенного правосудия» выглядят именно так.

По оценкам одних историков, по приговорам революционных трибуналов и внесудебных заседаний ВЧК в 1917–1922 гг. было расстреляно 140000 человек. Другие уверяют, что «со всеми оговорками и натяжками число жертв органов ВЧК можно оценивать в цифру никак не более 50 тысяч человек». А вот в конце 1919 года специальная комиссия, созданная генералом А. И. Деникиным, определила количество погибших от проводимого Советской властью террора только в период 1918–1919 гг. в 1,77 млн. человек.

Конечно, «красный террор» в целом – это не только расстрелы органами ВЧК, но и вся репрессивная политика большевиков за годы Гражданской войны, а это период с 1917 по 1922 гг., так что число жертв «красного террора» может дойти и до 2 млн. человек (некоторые оценки доходят до 8 млн. человек). На самом деле, число жертв непосредственно ВЧК точно подсчитать невозможно, но вполне достаточно назвать такую цифру: при первом переименовании эта организация насчитывала 280000 сотрудников. Ну и, конечно же, первый председатель ВЧК, бывший энергичным исполнителем воли сначала Ленина, а затем Сталина, стоит в одном ряду с главными палачами мировой истории.