- Присядь, отец.

- Ключи давай! - цедит он.

- От квартиры? - кручу в руке ключи от квартиры Роба. - Нет, не отдам.

Дёргаю к себе, но он перехватывает за запястье. Выворачивает из руки, грубо отбирая.

Это было просто. Надеюсь, и дальше будет не сложно.

- Пошла... быстро...

- Я сказала - присядь! - рычу на него с ненавистью.

Мои альфачи, Макар с Васей, появляются за его спиной, складывают пополам и грубо усаживают на скамейку.

- Тебя девушка вежливо попросила - "присядь", - добросердечно улыбается Василий. - Так - присядь и пообщайся.

- А то приляжешь и поедешь до "хаты" за нападение, - недружелюбно добавляет Макар. - И веди себя вежливо. Мы рядом.

Отходят в сторону, оставляя нас условно наедине.

- Кто это? - недовольно растирает он плечо.

От него разит неприятными запахами. Словно он где-то бомжует.

- Охрана моя.

- Ущербный твой нанял что ли?

- Ты имеешь в виду Роба? Нет. Не он. Мы разводимся... И я бы, конечно, отдала тебе половину суммы с маминой квартиры. Чтобы ты отстал от меня и не преследовал. Но проблема в том, что Роберт отказывается возвращать мне эту сумму. В общем, увы...

- По суду поделят.

- Нет, не поделят. Я продала квартиру до того, как вышла за него.

И мне пришлось отдать ему деньги.

- Дура...

- Да, - не спорю я, - но я была очень испугана. И не решилась спорить с человеком, который... Который... Ты был пьян в тот вечер и отключился, твой приятель пугал меня, приставал... Я позвонила Робу, попросила о помощи. Он приехал, вышла потасовка с твоим приятелем. И он убил его. А пепельницу, которой убил, вложил в твои руки.

Отец, не мигая, смотрит перед собой.

- И, ты, мразь, промолчала на суде?!

- Я его боялась, - опускаю взгляд. - Теперь, больше не боюсь. У меня сильный мужчина! Он меня может защитить, как видишь. Но... Если ты убедишь Роберта отдать деньги за НАШУ квартиру. То я отдам тебе половину. Может быть, если он будет в курсе про то, что ты знаешь как он тебя подставил, то будет сговорчивее. Я поеду... Меня ждут.

Не прощаясь, иду к альфачам.

Я не знаю, к чему именно приведёт та манипуляция, которую я разыграла сейчас. Я всё же надеюсь, к тому, что Роберт, испугавшись преследований отца и того, что правда выйдет наружу, всё-таки примет решение улететь из страны, как собирался.

Но я понимаю, что это может привести и к очень тёмным криминальным вещам. Очень.

Мне никого не жаль... Я хочу, чтобы они самоубились друг об друга. Я от них устала. А отсоединиться они не дают шанса.

И я иду, ничего не боясь и не сожалея о сделанном.

Меня гораздо больше беспокоит то, что не отпускают Бориса. И не выдержав, рано утром звоню Хасанову. У него такие связи! Он должен помочь.

- Рус... Скажи, пожалуйста, что ты что-то делаешь?.. Я с ума схожу, спать не могу...

- Юль, ну не волнуйся ты так, разберёмся. Он же нос ему сломал, а не челюсть в трёх местах. Хотя мог... Привет тебе от него, кстати. Жив, здоров...

- Он рядом??

- Да, рядом.

И меня отпускает. Рус там... А я могу немножечко поспать. Шарю сонно у себя внутри, пытаясь нащупать привычное чувство вины и стыда...

А ничего нет. Мне спокойно.

Только удовлетворение и небольшое предвкушение, словно завтра мне предстоит пойти на премьеру интересного фильма. И увидеть, как отец разыграет те карты, что я подсунула.

Пусть сыграет в своём амплуа. И тогда...

Выключаюсь. И просыпаюсь уже от звонка Чадова. Он что-то ласковое говорит мне... От его низкого глубокого голоса, я сонно тянусь как кошка. Я всё время его хочу...

С ним всë хорошо. Так хочется спать... Смотреть эротические сны... Зная наверняка, что он приедет и воплотит их. Но нарушая наши нежности, звонит сам Бергман!

- Слушаю... - бормочу я.

- Юлия Юрьевна, доброе утро. На самом деле - не доброе. Вам нужно подъехать в нейрохирургию. Привезли Роберта... Он всё ещё Ваш муж верно?

- Верно... А что с ним?

- Черепно-мозговая. Без сознания. Нужно подписать медицинские документы, да и сейчас приедет полиция...

- О, Боже... Еду.

Уверена, что это отец!

Ну... Черепно-мозговая, значит, черепно-мозговая мозговая. Я ни о чем не сожалею! - рявкаю я на пытающееся высунуть морду чувство вины.

Я защищаю детей, себя и любимого мужчину. Если для их защиты будет пробита голова угрожающего нам неадеквата, то так тому и быть.

Приобняв благодарно за плечи бабушку Наталью, уже стоящую у плиты, стягиваю блинчик, и обмакнув в варенье на ходу съедаю.

- Куда, не поемши?! - возмущается она.

Рассказываю ей, что Бориса отпустили. Но у него аврал на работе. И меня вызывают...

Повод - не говорю. Зачем беспокоить нашу бабушку.

Она всовывать мне в руки пакет с контейнером для Бориса. От неё очень тепло дома. Он словно обжит сотней домовых-трудяшек. И брутальное жилище Чадова превращается с каждым днём в родовое гнездо, где есть место и старикам, и детям. Мы все облюблены. Как мы будем без неë? Очень надеюсь, что бабушка Наталья останется с нами.

В отделении людно. Я, спеша, иду по коридору.

- Да ради Бога! Ищите другого анестезиолога. Я вообще не горю с кармой спорить... - слышу голос Чадова.

- Если б мог! - сетует Бергман. - Все на операциях.

- Тогда будете мне и Хасанову ассистировать лично. Чтобы потом не возникло никаких вопросов.

- Коллеги!.. - голос Хасанова из операционной. - Он не доживёт до анестезии, если вы продолжите спор.

- Придётся, - вздыхает Бергман, растëгивая рукава рубашки.

Мне подсовывают документы на подпись. Не читая ставлю росчерки. Их содержание я прекрасно знаю.

- Вы что не доверяете Борису? - сердито смотрю на Бергмана. - Хасанов и Чадов безупречны. Они даже маньяка сначала спасут, а потом посадят, Вы же знаете.

- Я не готов к искам от пациента! - многозначительно поднимает он бровь. - Ирина Васильевна, камеры проверьте в операционной.

Они уходят, я остаюсь на скамеечке одна, дожидаться следователя.

Следователь - девушка. Молоденькая.

Она задаёт мне много бессмысленных вопросов по форме, как делают наши интерны, когда обследуют пациента. Я терпеливо отвечаю.

- У вашего мужа были враги? Ему кто-то угрожал?