– Не возражаю…

Разговор наш по дороге вышел односложным. Чуялся мне какой-то в нем «сдвиг». Или сильный срыв. Произошедший и очень явный. Особо он мне и не радовался. Так… Шел рядом, думал о своем. А не то: что вижу – то и говорю.

Жиденькими мазками рассказал о работе в кино, о том, что сейчас служит в Малом. Что долго хворает, а сил поправиться – никак не достает…

Тут и станция «ВДНХ». Простились очень тепло. Он меня обнял и долго-долго не отпускал. Потом, махнув на прощание рукой, пошел пешком дальше. Почему-то к Звездному бульвару. А я нырнул под землю.

Вот и вся наша очередная встреча…

Жестко мне запомнилось – это был четверг, вторая половина дня. Закат гаснул. Быстро темнело и холодало…

Через неделю, накануне его похорон, я высчитал, что случайно, как и всю жизнь – случайно! – встретил Олега Даля меньше, чем за пять дней до его ухода из жизни.

Сейчас все чаще говорят об Олеге: мол, до времени своего не дожил! Это, видимо, про «перестройку». Ну, не знаю. Может быть, он и ждал ее всю свою жизнь… А, может, запил бы по-черному – прямо с апреля 1985-го…

Вообще, за двадцать лет, которые я имел счастье его знать, он ни одной перемене в жизни по-телячьи не радовался.

А время его, на мой взгляд, ушло лет за десять до его рождения. Режиссеры Вахтангов, Мейерхольд, Таиров, Кулешов, Протазанов… Актеры Мозжухин, Чехов, Певцов, Радин, Хмелев, Хохлова, Коонен – вот люди круга русского артиста Олега Даля. Того круга, отсутствие которого он столь мучительно ощущал всю свою короткую творческую жизнь.

Валентина Иванова. Кумиры среднего звена.

Москва. Сентябрь 1996 г.

Как-то я посмотрела очередную передачу Леонида Филатова «Чтобы помнили» – об Олеге Дале. И воскресло в моей памяти, что и я ведь один раз видела Даля в жизни. Один – но врезалась мне это на долгие годы.

Это было в Репине – Доме творчества киносоюза, и сюда приезжал подышать на две недели, на месяц подышать хвойным воздухом и послушать накат балтийской волны разнообразный киношный люд.

Здесь было тихо, прекрасно. Шло интенсивное, творческое общение – проходили бесконечные семинары, симпозиумы, конференции.

И вот однажды я встретила здесь Олега Даля.

Он был с женой и производил в высшей степени странное впечатление. Ходил в вязаных штанах – потом я услышала, как он с гордостью говорил, что ему их связала жена.

Но странное впечатление он производил по другой причине: была в нем какая-то заторможенность.

Самое начало весны. И после промозглой погоды, когда вся Москва словно обернута в грязную мокрую тряпку, здесь в Репине – еще роскошная, по-русски, зима. Конечно, все ходили на лыжах.

После завтрака Даля жена выводила на лыжню. Да, именно так: выводила и ставила. Почти как куклу. Он стоял. Потом она его медленно поворачивала. Они шли несколько шагов – все это, естественно, без всяких лыж, – а потом возвращались. И так полчаса или, там, час.

Наблюдать за этим было несколько жутковато, что-то в этом было искусственное, не знаю, что. Потом мне сказали – ему, кажется, сделали какую-то инъекцию против алкоголя.

Познакомил нас кинодраматург Эдгар Дубровский – тогда еще мало кому известный, но потом оказавшийся автором «Преферанса по пятницам» и «Холодного лета пятьдесят третьего года».

Тогда у них с Далем были совместные проекты насчет «Принца Флоризеля». Кончились они тем, что был сделан фильм, где Даль играл главную роль, а Дубровский был автором сценария.

Замышлялось же, однако, куда более грандиозное. Речь шла о Дале-режиссере. Возможно, не в этом фильме, а вообще. В кино, в театре. И говорили в тот вечер как раз об этом.

Я смотрела во все глаза на Даля – еще бы, знаменитость!

К тому моменту я уже видела его Ваську Пепла в «На дне» – роль, которая меня потрясла своей неожиданной современностью.

Еще лежала на полке «Утиная охота» Виталия Мельникова. И – чудовищно! – вышла на телеэкраны с Далем в погребальном венке (это его Зилов в начале фильма), когда самого актера уже не было в живых – вот и не верь после этого в мистику!

А я в тот вечер, я слушала совершенно пьяные излияния Даля.

Он говорил что-то о Флоризеле, о «Современнике», о Ефремове, был до удивительности едок, желчен, ироничен. Присутствия посторонних, по-видимому, не замечал. Для меня все это было неким потрясением.

«Так вот они какие, эти знаменитости», – думалось мне, хотя вроде бы и не была новичком в этой среде.

Через год, кажется, Даля не стало.

Так был ли он счастлив, этот незаурядный человек? В какую эпоху жил? И КТО виноват, что он так рано ушел из жизни?..

Кто-то мне рассказывал – я сама не читала, – что в «Огоньке» была статья против передачи Леонида Филатова «Чтобы помнили». И там речь шла о том, что, мол, почти все пили, во всяком случае, очень многие актеры – герои этой передачи, во многом сами виноваты в своей трагической судьбе.

Вот парадокс!

Ведь и мне когда-то неоднократно приходилось писать о том, что актер – не такое уж незащищенное и не зависящее ни от каких других обстоятельств существо.

Очень уж это банальное место – актер. Мол, ничего не решает в своей судьбе. Как карта ляжет – так он и живет. Позовут – снимут, не позовут – не снимут. Дадут хорошую роль – снимется хорошо, плохую – сыграет неудачно.

Подвернется режиссер – все будет ОК, не подвернется – провал! А что же сам актер?! Так уж – как щепка в океане?..

Но разговор у нас здесь не столько о самом актере, сколько об ауре, его породившей – не хочется говорить слово «эпоха». О времени. Ведь Филатов берет не просто определенных актеров. Он берет именно Время.

То Время, которое и любило, и гнало. Так любило своих кумиров и так безжалостно их калечило – почему-то…

Когда мы смотрим передачу «Чтобы помнили», сразу бросается в глаза разительный эффект неадекватности того бытия нынешнему.

Того бытия, с актерами, по сути, в тех же футболках и косоворотках, в тех же резиновых тапочках, и в том же перманенте, что и их экранные двойники.

Да, были, конечно, знаменитые фото Любови Орловой в мехах или Марины Ладыниной с Индирой Ганди – так ведь то Орлова и Ладынина! Их было… Да пальцев на одной руке хватит пересчитать!

А Филатов говорит о среднем звене «кумиров», если вообще возможно такое сочетание.

Они жили скромно, буднично, хотя их смотрели и знали миллионы. Если и пили водку, то так же, как герои «Весны на Заречной улице», может быть, чуть больше, если жизнь подпирала.

Они и вообразить себе не могли, что актер может выступать для публики между двумя переменами блюд – как разносол!

Для них профессия была священна.