учениц Айседоры, которые стали известны как «Айседорэйблз» («умеющие, как Айседора»), Анна, Ирма, Лиза, Тереза, Эрика и Гретель (также известная как Марго), выступили с программой танцев в Карнеги-холл. Это был дебют девочек в Америке1. На следующий день в «Нью-Йорк тайме» появилось краткое сообщение об этом. Под заголовком «Симфония помогает танцовщицам: ученицы Айседоры Дункан выступают с Нью-Йоркским оркестром» критик писал:

«Шесть последовательниц искусства танца, созданного Айседорой Дункан, были представлены вчера в Карнеги-холл в сопровождении Нью-Йоркского симфонического оркестра под управлением Виктора Коласа…

Молодые танцовщицы хорошо обучены… хотя, возможно, им и не удалось сделать свой танец столь выразительным и пластичным, каким он был у их учительницы. Оркестр исполнял аллегро модерато из «Неоконченной симфонии» Шуберта, «Аве Мария» Шуберта и увертюру Бетховена. Танцевальная программа включала в себя «Героический марш» Шуберта, немецкие танцы и «Военный марш», а также вальсы Фло-рента Шмитта «Немецкие балеты».

В выступлении приняла участие и мадам Намара-Тойс, сопрано, со своим аккомпаниатором Эдвардом Фальком».

«Нью-Йорк геральд» позднее написала2, что часть вырученных средств от этого концерта Айседора послала французским детям, чьи родители-артисты ушли на войну.

Собственная программа Айседоры, появившаяся в начале 1915 года, была очень серьезной по теме и литургической по манере исполнения. Было похоже, что она хотела обставить свое возвращение на сцену как декларацию верности и преданности своему искусству, так как ее танцы перемежались чтением псалмов. Выбор Айседоры3 отвечал ее душевному состоянию в то время — после «Неоконченной симфонии» Августин читал «Слезно молю тебя, о Господи, услышь меня», и после «Похоронного марша» — «Благословенны скорбящие, они найдут успокоение. Те, кто посеет слезы, пожнут радость», и после «Аве Мария» — «Хвала тебе, Господи, и твоим ангелам… пусть все, кто дышит, восхвалит Господа». Все выглядело так, будто из глубины своего горя Айседора, собрав все силы, хотела послать весточку радости, весточку, о которой в настоящий момент она не способна была говорить без посторонней помощи4.

Но, хотя у нее были личные причины для такой темы для танцев, они показались слишком мрачными критикам. Газета «Бостон транскрипт», пославшая своего корреспондента в Нью-Йорк, писала 4 февраля 1915 года:

«Ее выступления выглядят очень болезненными, пронизанными некой незрелой и поспешной мыслью… Это выглядит унылой любительской смесью музыки и декламации отрывков из Библии и других источников, также мало подходящих для подобной цели…»5

Обозреватель из чикагской газеты6, однако, упрекнул нью-йоркцев за холодность к Айседоре: «Ее… танцы великолепны… Мисс Дункан… настоящая актриса… Мне бы не хотелось говорить, что она мечет бисер перед свиньями…» (Возможно, чикагцы больше понимали в ее искусстве.) Из этих двух отрывков следует, во-первых, то, что успех не сопутствовал первому выступлению Айседоры, а во-вторых, что ее выступления, вне зависимости от успеха, были теперь значительным событием, на которое откликались газеты даже из других штатов.

Болезненно восприняв уколы недружелюбной критики и придя в уныние от больших затрат на аренду, Айседора решила дать в Америке два прощальных концерта, первый из которых состоялся в «Метрополитен-опера» днем 25 февраля 1915 года. В конце программы она выступила с импровизированной речью, в которой критиковала американцев, в особенности толстосумов, за их нежелание поддерживать искусство, что заставляло ее возвращаться в Европу. И если ее поклонники хотят, чтобы она вернулась, они должны построить для нее театр, где будут ценить и уважать ее искусство те, кто в нем действительно нуждается.

Любопытно, но именно это выступление вызвало первую овацию. «Каждая ее мысль достигала цели, и каждое предложение вызывало аплодисменты». После заключительного танца ее вызывали на сцену двадцать семь раз7.

В течение этого сезона Айседора несколько раз обращалась за помощью, бросая обвинения богатым. Ее постоянные призывы к пожертвованиям во время выступлений в Америке и ее горькие высказывания по поводу богатых говорили о том, что Зингер снова лишил ее своей помощи. Но он, наверное, был обижен тем, что она отдала Бельвю, его подарок ей, в распоряжение французского правительства. Можно предположить, что таким способом привлечь сторонников и покровителей было трудно. Однако миллионер Отто Кан передал здание театра «Сенчури», патроном которого он являлся8, в распоряжение Айседоры. Поэтому 2 марта Айседора объявила в газетах, что благодаря великодушию Кана она откладывает свой отъезд из Соединенных Штатов. Вместо этого она собирается дать серию выступлений в «Сенчури». «Это будут представления классического танца с греческой драмой в сопровождении оркестра каждый вечер в течение месяца. Цены на билеты от 10 до 50 центов»9.

Как бы желая компенсировать свою прежнюю сдержанность, публика и критики с энтузиазмом откликнулись на ее второй дебют.

«Все художественные круги города, половина местных клерков, учащиеся Колумбийского и Нью-Йоркского университетов посещают по вечерам «Сенчури», и даже выступления Павловой собирали меньше народа, чем собрала премьера мисс Дункан»10.

Важным фактором для благожелательной реакции зрителей послужило то, что новая программа была значительно увеличена по сравнению с прошлыми.

«Серые портьеры, закрывающие боковые ложи и используемые в качестве задника, темный зал, свет, падающий лишь на танцующие фигуры, — все это создавало полную иллюзию, что действие происходит в Древней Греции…" Сама программа… по-прежнему состояла из произведений Шуберта, Бетховена и Брамса, как и предыдущая, но в нее было добавлено столько новых, свежих деталей, что она смотрелась как совершенно новая. Искусство Айседоры Дункан такое же мощное, как всегда…»12

Однако покровитель мисс Дункан был в меньшем восхищении, потому что с ним не посоветовались по поводу оформления. Фотограф Арнольд Гент написал позже:

«Я стоял сзади, когда вошел мистер Кан. Я никогда не забуду того ужаса, который отразился на его лице, когда он увидел, что Айседора затянула его собственную, искусно декорированную золотом ложу блеклым муслином, а также сняла первые десять рядов партера, чтобы оркестр не находился слишком близко к сцене. Он несколько смягчился под влиянием искусства Айседоры — ее программа была великолепна — но ненадолго…»13 Программа танцовщицы в «Сенчури» частично состояла из повторения коротких танцев, которые уже были показаны в этом году: «Орфей», «Ифигения», «Царь Эдип». В «Эдипе» Августин появлялся в заглавной роли. Ирма Дункан и Маргарита Сарджент (жена Августина) в ролях жриц Аполлона, а Айседора в роли ведущей хора. (Сара Уайтфорд, первая жена Августина, исполняла роль еще одной жрицы. По-видимому, она осталась в теплых отношениях с Дунканами.) 16 апреля 1915 года состоялось первое представление второй части «Патетической симфонии» Чайковского, одной из очень важных работ Айседоры. В нее входили танцы, созданные по поэмам Маккея, Вильяма Блейка и По, несколько восточных танцев с использованием отрывков из